Роман Белоусов - Хитроумные обманщики

Однажды, это было 16 декабря 1794 года, юный Айрлэнд вернулся из конторы очень возбужденным и торжественно вручил отцу кипу редчайших документов, обнаруженных им якобы в архиве.

Удивлению и восторгу Сэмюэла Айрлэнда не было предела: перед ним на столе лежал оригинал договора, заключенного между Шекспиром и неким Фразером, домовладельцем в Стратфорде-на-Эвоне. Ничто не вызывало сомнений — подпись Шекспира, стиль, качество бумаги, чернила. Видные ученые поспешили подтвердить подлинность документа.

Не успел старик Айрлэнд прийти в себя от первой находки сына, как новые сокровища так и посыпались в лавку на Норфолк-стрит. Менее чем через три месяца поиски Уильяма увенчались новым успехом. На этот раз ему посчастливилось отыскать целую коллекцию шекспировских документов: контракты с актерами, издания с собственноручными пометками Шекспира на полях, переписанный экземпляр «Короля Лира», неизвестные отрывки из «Гамлета» и, наконец, два «любовных» письма драматурга к знаменитой Анне Хетеуэй. Старый букинист был ошеломлен внезапно свалившимися на него сокровищами. Когда же из одного письма выпал локон Шекспира, он чуть было не лишился дара речи. Что и говорить, такая находка могла взволновать любого, даже самого равнодушного.

И все же Айрлэнд чувствовал некоторое беспокойство, ему казалось невероятным, что он неожиданно стал обладателем таких богатств. Но подробный и, как казалось, искренний рассказ сына об истории находки несколько успокоил старика. По словам Уильяма, он познакомился у своего друга с таинственным незнакомцем. Узнав о его страсти к старинным документам, незнакомец буквально разорил для него семейный архив. Любезность и бескорыстие этого джентльмена были поистине безграничными. Передавая материалы, он действовал абсолютно бескорыстно, поставил лишь одно условие: чтобы его имя нигде не фигурировало. Единственное, что он разрешил — упоминать инициалы — М. X.

Айрлэнд считал себя не вправе хранить реликвии для себя одного и решил организовать их публичную выставку.

Когда лондонцы в феврале 1795 года узнали о том, что на Норфолк-стрит выставлены уникальные автографы Шекспира, в лавке букиниста от посетителей не стало отбоя. А вскоре не только Лондон, но и вся Англия заговорила о чудесных находках и их счастливом обладателе Сэмюэле Айрлэнде.

Знатоки в один голос заявляли о том, что неизвестные автографы Шекспира — находка века, во многом восполняющая скудные сведения о драматурге. Шестнадцать писателей и ученых поставили свои подписи под свидетельством подлинности автографов. Другие в благоговении преклонили колени перед «святыми реликвиями». Слух о необыкновенной находке достиг королевского дворца. Отец и сын Айрлэнды были приглашены на аудиенцию с членами королевской семьи, где продемонстрировали свои богатства. Словом, все было бы прекрасно, если бы не одно обстоятельство, вносившее досадный оттенок в общее настроение. Видный шекспировед Эдмунд Мэлоун наотрез отказался посетить лавку на Норфолк-стрит, заявив, что все это не что иное, как самый настоящий обман. Вскоре среди общего хора похвал и восторгов начали раздаваться и голоса, становившиеся все настойчивее и требовавшие более критического отношения к найденным реликвиям. И вот уже в газете «Монинг геральд» появляется язвительная статья о «пожирателях чепухи», а критик Д.Босуэлл, ранее уверовавший в подлинность документов, начал сильно сомневаться в этом и предоставил страницы своей газеты «Орэкл» в распоряжение скептиков.

Страсти вокруг находки Уильяма разгорались все больше, общественное мнение разделилось. Причем лагерь скептиков все увеличивался. Так прошел год. В декабре Айрлэнд-старший выпустил по подписке сборник найденных материалов. Это вызвало новый яростный шквал нападок и злых шуток со стороны его противников. Появилось стихотворение, якобы, фрагмент из Софокла, и злой памфлет, с приложенной к нему псевдодрамой Шекспира «Королева Дева» — явно намекающие на то, что Айрлэнд оказался доверчивым простаком, обладателем литературной подделки.

В ответ были опубликованы негодующие выступления защитников подлинности шекспировских документов, в свою очередь обрушившихся на недоверчивых и сомневающихся.

Один только Уильям загадочно молчал, когда отец с возмущением рассказывал ему о происках врагов. Главный виновник разыгравшихся страстей, творец «шедевров», он не намерен был прекращать игру. Напротив, он даже решил подлить масла в огонь.

Следующей оказалась рукопись неизвестной трагедии Шекспира «Вортижерн», написанной белыми стихами. В пьесе рассказывалось о борьбе бриттов во главе с королем Вортижерном, которую они вели в пятом веке нашей эры против пиктов и шотландцев.

Находка этой драмы на национальный сюжет, написанной в стиле шекспировских хроник, стала подлинной сенсацией. Ажиотаж вокруг шекспировских рукописей достиг высшей точки. Пьесой тотчас же заинтересовались два самые крупные театра Англии: Ковентгарденский и Друрилейнский. Руководителем последнего был в то время известный драматург Б.Шеридан. Видимо, это и определило выбор Самуэла Айрлэнда, какому из театров передать пьесу для постановки. Причем Айрлэнд отнюдь не желал играть роль бескорыстного мецената. В нем проснулся коммерсант. Он потребовал вознаграждения за право постановки и определенную сумму со сборов за спектакли. Дирекция решила не торговаться и приняла условия.

Роли распределили между лучшими актерами: Джоном Кембелом, Салли Сиддонс и другими. Был написан пролог, музыку сочинил известный тогда композитор Линли, в эпилоге воздавалась честь и хвала Сэмюэлу Айрлэнду.

Старому букинисту казалось, что триумф близок и публика скажет свое последнее слово. Неожиданно за несколько дней до премьеры Сиддонс, сославшись на ухудшившееся здоровье, отказалась от роли: видимо, почувствовав недоброе, она решила не участвовать в столь опасном предприятии.

Не дремали и противники Сэмюэла Айрлэнда. Мэлоун опубликовал «Анкету о подлинности документов, приписываемых Шекспиру».

Наконец была объявлена премьера. 2 апреля 1796 года любителям сенсаций и скандалов было чем потешиться. Еще у входа в театр газетчики, размахивая листками, горланили о манифесте Мэлоуна, в котором маститый критик иронизировал над доверчивостью театра и вновь протестовал против «отвратительного подлога».

Театр был набит битком, зрители волновались, спорили, шумели. Одни были взволнованы тем, что присутствуют, как им казалось, на исторической премьере, другие пришли, чтобы быть свидетелями разрешения спора о находке, третьи открыто выражали свое неверие в подлинность текста, вызывая яростные реплики противников.