Леон Урис - Эксодус (Книга 3, 4 и 5)

Губернатор распорядился, чтобы суд был тайным. Фамилию судьи, ради его же безопасности, тоже держали в тайне. Акива и Маленький Гиора были приговорены к смертной казни через повешение. Казнь должна была состояться спустя две недели после вынесения приговора.

Обоих посадили в неприступную тюрьму Акко.

В своей ретивости губернатор допустил роковую ошибку. Он не допустил на суд журналистов. Меж тем у Маккавеев всюду - особенно в США - были очень влиятельные друзья, которые оказывали им всяческую, в том числе и финансовую, помощь. Вопрос о виновности или невиновности Акивы и Маленького Гиоры совершенно утонул в страстном взрыве, последовавшем за преданием гласности вынесенного приговора. Подобно инциденту с "Эксодусом", приговор, вынесенный двум Маккавеям, вызвал ожесточенные нападки на англичан. Журналисты раскопали и опубликовали биографию Дова, все, что ему пришлось вынести в Варшавском гетто и в Освенциме, и это вызвало бурную волну сочувствия по всей Европе.

Особое возмущение вызвало то обстоятельство, что суд был тайным. Фотографии восьмидесятилетнего Акивы и восемнадцатилетнего Маленького Гиоры, пророка и его ученика, производили глубокое впечатление на воображение читательской публики. Журналисты требовали свидания с осужденными.

Сесиль Брэдшоу входил в ЮНСКОП и находился как раз в Палестине. Наученный опытом "Эксодуса", он знал, к каким последствиям может привести вся эта шумиха. Посовещавшись с губернатором, он тут же потребовал указаний от Министерства колоний. Инцидент выставлял англичан в очень дурном свете, и это как раз тогда, когда в Палестину приехала комиссия ООН. Вместо того, чтобы прекратить деятельность Маккавеев, все это дело могло вызвать новую волну террора. Брэдшоу и губернатор решили действовать без проволочек и показать всему миру, что британское правосудие умеет и прощать. Ссылаясь на крайне юный возраст Дова, а также на глубокую старость Акивы, они объявили, что осужденным разрешается просить о помиловании и что британские власти удовлетворят эти ходатайства. Это заявление действительно приостановило бурю протеста.

Губернатор и Брэдшоу съездили в Акко, чтобы лично передать эти хорошие вести Акиве и Дову. Осужденных повели в кабинет начальника тюрьмы, где двое высших сановников без околичностей изложили им суть предложения.

- Мы люди рассудительные, - сказал губернатор. Мы привезли вам на подпись вот эти ходатайства. Официально это - ходатайства о помиловании, но, между нами, это чистая формальность... предлог, так сказать.

- Вам нужно всего лишь подписать эти бумаги, - сказал Брэдшоу, - и мы заключим с вами честный уговор. Мы вывезем вас из страны, вы отбудете небольшой срок в одной из наших колоний в Африке, а через несколько лет все это дело совершенно забудется.

- Я вас не совсем понимаю, - ответил Акива. - Почему это мы должны отбывать какой-то срок в Африке? Мы никакого преступления не совершали. Мы всего лишь боремся за наши естественные и исторические права. С каких это пор солдат, сражающийся за свою родину, - преступник? Мы - военнопленные. Вы не имеете никакого права приговорить нас к какому-то сроку. Мы находимся в стране, оккупированной врагом.

Лоб губернатора покрылся потом. По всему было видно, что сломить старика будет нелегко. Он не раз слышал все эти доводы из уст фанатичных Маккавеев.

- Послушайте, Акива. Мы приехали не для того, чтобы вести с вами политические дискуссии. Речь идет о вашей жизни. Либо вы подписываете эти ходатайства о помиловании, либо мы приведем приговор в исполнение.

Акива посмотрел на двух англичан, на лице которых можно было прочитать, насколько они обеспокоены. Ему было совершенно ясно, что англичане пытаются либо добиться какого-то преимущества, либо исправить какую-то ошибку.

- Послушайте, юноша, - обратился Брэдшоу к Дову. - Ведь вам не хочется болтаться на веревке, правда? Возьмите вот и подпишите, а вслед за вами подпишет и Акива.

Брэдшоу придвинул к нему ходатайство и достал свою авторучку. Дов посмотрел некоторое время на документ, затем плюнул на него.

Акива посмотрел на двух оторопевших от неожиданности англичан.

- "Своими же устами ты вынес себе приговор" - презрительно изрек он.

В печати под аршинными заголовками появились сообщения об отказе Акивы и Маленького Гиоры подписать ходатайства о помиловании. Все газеты истолковывали этот отказ как драматический протест против англичан. Десятки тысяч евреев Палестины, которые до этого не питали особых симпатий к Маккавеям, пришли в восторг от поступка осужденных.

Наутро старик и юноша стали олицетворением духа еврейского сопротивления.

Вместо того, чтобы нанести удар Маккавеям, англичане вот-вот создадут двух мучеников. Им не осталось ничего другого, как назначить срок казни: ровно через десять дней.

С каждым днем напряжение в стране все росло. Рейды Хаганы и Маккавеев, правда, прекратились, но вся страна знала, что под ней заминированная бочка с порохом.

Город Акко, сплошь населенный арабами, находился на северном конце залива, на южном конце которого расположена Хайфа. Тюрьма в Акко помещалась в уродливом здании, построенном на развалинах крепости времен крестоносцев. Оно тянулось вдоль мола, который шел от северной окраины города, где и стояла тюрьма, вплоть до противоположного конца города.

Ахмад эль-Джацар - Мясник - превратил его в турецкую крепость, выстоявшую перед Наполеоном. Это было скопище парапетов, тайников, подземных ходов, башен, высохших рвов, внутренних дворов и толстых стен. Англичане превратили его в одну из худших тюрем всей британской империи.

Дова и Акиву поместили в крохотные камеры, расположенные в северном флигеле. Стены, потолок, пол - все было из камня. Размер камер был два с половиной метра. Наружная стена была толщиной в пять метров без малого. Не было ни света, ни туалета. Всюду стояли вонь, сырость. Двери были стальные с небольшим волчком посредине, который закрывался снаружи. Была еще узкая щель, пробитая высоко в стене, размером тридцать сантиметров на пять, сквозь которую в камеру попадала тонкая полоска дневного света. Сквозь эту щель Дов мог смотреть на верхушки деревьев, а также на хребет холма, носившего имя Наполеона, крайней вехи его похода на Индию.

Дела у Акивы шли плохо. С потолка и стен капало, и эта спертая сырость проникала в его ревматические суставы, причиняя невыносимую боль.

По два и по три раза на дню являлись британские должностные лица и уговаривали их пойти на компромисс и спасти этим свою жизнь. Дов не обращал на них никакого внимания. Акива прогонял их, выкрикивая цитаты из Библии, которые долго звенели в их ушах.

До казни оставалось всего шесть дней. Акиву и Дова перевели в камеры смертников, расположенные рядом с камерой, где помещалась виселица. Это были обыкновенные камеры, забранные решеткой, но находились они в другом крыле. Камера же, где казнь приводилась в исполнение, состояла из четырех бетонных стен, глубокого отверстия под полом, замаскированного опускающейся крышкой, и стального кронштейна на потолке, на котором укреплялась веревка. Виселицу испытывали предварительно: подвешивали мешок с песком примерно того же веса, что и человеческий: надзиратель нажимал на рычаг, крышка опускалась и мешок с грохотом падал в отверстие.