Леон Урис - Эксодус (Книга 3, 4 и 5)

Как-то позвонил Бен Гурион и спросил у него, не желает ли он приехать с Сарой в Хайфу на празднование третьей годовщины Независимости: в таком случае им оставят место на почетной трибуне. Это, конечно, была большая честь для старика, и он сказал, что приедет. Сара воспользовалась этой поездкой, чтобы взять с него твердое обещание, что он сходит к врачу и даст себя хорошенько обследовать. Они отправились в Хайфу дней на пять раньше, Барак действительно лег в больницу на обследование и оставался там до кануна Дня Независимости.

- А что сказали врачи? - спросила Сара. Барак рассмеялся.

Плохое пищеварение и старость. Они мне дали какие-то таблетки.

Сара хотела знать подробности.

- Да брось ты это, - ответил он. - Мы ведь праздновать День Независимости приехали.

Народ прямо валом валил в Хайфу в этот день. На собственных и на попутных машинах, на самолетах, поездом. Город прямо кишел людьми. В номере гостиницы, где остановился Барак, отбою не было от посетителей, желавших засвидетельствовать ему свое почтение.

Вечером молодежные группы открыли торжества красочным парадом с факелами. Они продефилировали перед утопающим в зелени зданием Муниципалитета на Гар-Га-кармель, а после обычных речей на горе был устроен фейерверк.

Десятки тысяч людей толпились вдоль всей улицы Герцля. Громкоговорители передавали музыку, и на каждом шагу люди входили в круг и плясали хору. Музыка, яркие краски и топот ног - все сливалось в одно. Барак и Сара тоже вступили в круг и танцевали под гром рукоплесканий.

Затем они отправились в Политехнический институг, чтобы в качестве почетных гостей принять участие в вечере, устроенном "Братством огня" бойцами Пальмаха, созданным еще в дни арабского террора. Они разложили гигантский костер, вокруг которого плясали и иемениты, и друзы; они зажарили барана на вертеле, варили кофе по-арабски и хором пели восточные песни и библейские псалмы. По всему институтскому городку юноши и девушки спали в объятиях друг друга. "Братство огня" пело и плясало до рассвета.

Под утро Сара и Барак вернулись в гостиницу, чтобы немного отдохнуть, но и на рассвете гулянье продолжалось на всех улицах. Несколько часов спустя они проехали в открытой машине по широкому бульвару, на котором должен был состояться парад, и под бурные аплодисменты прошли на свое место на трибуне, рядом с президентом страны.

Неся перед собой знамена, как древние колена, Новый Израиль шествовал мимо Барака: иемениты, теперь уже гордые и смелые бойцы, рослые парни и девушки сабры, летчики, выходцы из Южной Африки и Америки, и солдаты, вернувшиеся на родину со всех концов земного шара. Проходили отборные части десантников в красных беретах, пограничники в зеленой форме. Грохотали танки и в небе проносились самолеты. Сердце Барака забилось сильнее, когда раздался новый взрыв аплодисментов, и бородатые, закаленные "Звери Негева" отдавали честь отцу своего командира.

После парада произносились речи, устраивались приемы и прочие торжества. Когда два дня спустя Барак стал собираться в обратный путь с Сарой, народ все еще плясал на улицах.

Не успели они переступить порог своего дома в Яд-Эле, как с Бараком случился продолжительный приступ сильнейшего кашля, словно он его изо всех сил сдерживал в дни торжества и только теперь дал ему вырваться на волю. Он в изнеможении опустился в свое большое кресло, а Сара помчалась за лекарством.

- Я же говорила, что тебе нельзя так волноваться, - с укором сказала она. - Тебе давно уже пора считаться со своими годами.

Барак видел в мыслях загорелых крепких парней, маршировавших на параде: Армия Израиля..., - прошептал он.

- Я тебе сейчас принесу чаю, - сказала Сара, погладив его по волосам.

Барак схватил ее за руку и посадил к себе на колени. Она прижалась головой к его плечу и вопросительно посмотрела ему в глаза. Он отвел взгляд.

- Ну, теперь, когда торжества позади, - сказала она, - давай выкладывай что тебе там сказали врачи?

- Да, ты права, мне никогда не удавалось обмануть тебя, - ответил он.

- Я приму все спокойно, обещаю тебе.

- В таком случае вот: мне пора, - сказал Барак. - В сущности, я это и без врачей знал.

Сара вскрикнула, но тут же прикусила губу. Барак медленно кивнул.

- Ты уж постарайся, вызови Ари и Иорданну.

- Рак?

- Да.

- И сколько тебе осталось?

- Несколько месяцев... несколько чудесных месяцев.

Трудно было представить себе Барака иначе, как гиганта. Однако в последующие недели он сильно состарился. Он сильно похудел и его огромная фигура сгорбилась. Его мучили страшные боли, но он мужественно переносил их и наотрез отказывался лечь в больницу,

Его кровать придвинули к окну, чтобы он мог целыми днями смотреть на свои поля и дальше вверх до самой ливанской границы. Ари застал его у окна, когда он горестно смотрел на то место, где когда-то стояла деревня Абу-Йеша.

- Шалом, аба, - сказал Ари, обнимая отца. - Как видишь, я не замешкался.

- Шалом, Ари. Дай-ка я на тебя посмотрю, сын. Давно уже я тебя не видел... больше двух лет. Я думал, ты тоже приедешь на парад со своими ребятами.

- Египтяне снова стали нападать на Ницану. Пришлось дать сдачу.

Барак внимательно оглядел сына. Он сильно загорел в Негеве и вид у него был мужественный, как у льва.

- Негев пошел тебе на пользу, - сказал Барак.

- Что за чепуху мне тут сказала има?

- Не надо меня подбадривать, Ари. Я достаточно пожил на своем веку, чтобы принять смерть достойно.

Ари налил себе коньяку, закурил сигарету, а Барак не спускал с него глаз. В глазах старика показались слезы.

- Я был бы вполне счастлив последнее время, если бы не ты и Иордана. Если б я только мог умереть со спокойной совестью и знать, что вы оба счастливы!

Ари отпил глоток коньяка и отвел взгляд в сторону. Барак взял сына за руку.

- Поговаривают, что ты смог бы стать когда-нибудь начальником штаба израильской армии, если только ты согласишься оставить свою пустыню.

- В Негеве куча дел, отец. Кто-то же должен ими заниматься. Египтяне создают банды федаюнов и убийц, они то и дело просачиваются через границу и нападают на наши населенные пункты.

- Да, но сам-то ты не счастлив, Ари.

- Счастлив? Ну, ты меня достаточно знаешь, отец. Я не из тех, кто бурно выражает свои восторги. Я ведь не новый иммигрант.

- Но почему ты ушел от нас и за два года ни разу не показал носа?

- Да, это я зря. И очень сожалею об этом.

- Знаешь, Ари? В эти последние два года у меня впервые в жизни был досуг для размышлений. Это чудесное чувство - сознавать, что ты можешь сесть и спокойно предаться размышлениям. А в эти две недели у меня времени было еще того больше. Я много думал. И пришел к выводу, что не таким уж я был хорошим отцом. Я виноват перед тобой и Иорданой.