Александр Никишин - Тайны русской водки. Эпоха Иосифа Сталина

Если в чести у Америки были даже мелкие бандиты, то что говорить о крупных акулах криминального мира 30-х годов, таких как Джо Эпштейн, Фрэнк Нити, Тони Аркадо, Джо Эдонис, Лаки Лучано, Фрэнк Костелло, Аль Капоне. Эти представители новой преступной элиты, разбогатевшие на контрабанде спиртного, цинично и даже весело попирали закон.

Как, впрочем, и их подельники.

Парочка успешных бутлегеров Терри Драггэн и Фрэнки Лейк работала под «крышей» Аль Капоне. По приговору суда оба получили по году тюрьмы. И что? Будучи заключенными, разъезжали по Чикаго в лимузине с личным шофером, навещая многочисленные гольф-клубы, притоны, театры, рестораны и маркеты.

А в тюрьме у них был отдельный комфортабельный двухкомнатный люкс, в котором один бандит жил с женой, второй – с любовницей.

Какие-то 20 тысяч долларов в карман шерифа округа Питера Хоффмана – и все вопросы решены. В мире «грязных» денег это не сумма, ведь, по словам Драггэна и Лейка, «даже самый последний из членов их банды щеголяет в шелковых рубашках и разъезжает на «роллс-ройсах»…»

Из специальной камеры-офиса, обставленной дорогой мебелью с телефоном, Драггэн и Лейк вели дела, командуя своими головорезами.

Конец беспределу положил журналист «Чикаго Америкэн», описавший эту историю. Пришел за интервью с гангстерами и не застал в камере ни того, ни другого. «У джентльменов дела в бизнес-сити», – пояснили тюремщики.

Так и вскрылась история с купленным шерифом. Будучи арестованным, он оправдывался: «Я просто хотел скрасить мальчикам жизнь…»

Эмигрант из России Рудольф Кунетт, причастный к появлению марки Smirnoff на территории США, так описывает то время: «В 1934 году, когда Рузвельт и его правительство стали выводить страну из депрессии, без работы было 25 процентов населения. Такую уйму народа нужно было куда-то пристроить, нужны были новые рабочие места, новая промышленность, в том числе и винокуренная…»

Одним из первых шагов нового правительства стала отмена в 1933 году сухого закона. Согласно новой, 21-й поправке к Конституции, снимались все ограничения на производство, продажу и потребление алкогольных напитков. Свободная продажа алкоголя, обложенная большим федеральным налогом, обеспечила поступление в казну значительных дополнительных средств.

Так начинался «новый курс» президента Рузвельта, результатом которого стал выход США из депрессии. Отмену сухого закона 5 декабря 1933 года президент США Рузвельт рассматривал в одной цепи ликвидации последствий экономического кризиса, поразившего США в 30-е годы.

Сухой закон привел к невиданному взлету бутлегерства на территории практически всех штатов, к созданию подпольного винокурения и теневому обороту алкогольных напитков. После отмены сухого закона нужно было только быстро легализовать подпольное производство, что и сделали оборотистые ребята, уже имевшие опыт такого рода работы. С этого момента в США начался винокуренный ренессанс, резко взлетели вверх цифры выработки спирта, рома, виски, джина и бренди.

Нужны были и новые алкогольные марки, желательно с хорошей «кредитной историей». И вот лишенные предрассудков бизнесмены выводят на довоенный рынок крепкого алкоголя США (страны просто-таки махрового парламентаризма) сразу две «царские» водочные марки – «Вольф-шмидтъ» и «Смирновъ» в американском обличье.

Американца чем можно завлечь? Красивой упаковкой, не без этого. «Упаковка» русских водок была достаточно рискованная – эти водки до революции поставлялись ко двору его императорского величества Николая Александровича Романова, которого в 1918 году (за год до объявления сухого закона в США) расстреляли большевики, не пожалев ни его жену Александру Федоровну, ни его детей – Алексея, Ольгу, Марию, Анастасию и Татьяну. Сработать, по мнению хозяев этих марок, должна была антибольшевистская тема.

Вернемся в СССР того же примерно времени. Для Сталина застолье – существенная и очень содержательная часть его жизни. Этакое домашнее ристалище, место для бескомпромиссных поединков едва ли не со всем миром.

Вот характерный эпизод из мемуаров маршала Жукова:

«После совещания Сталин подошел ко мне и спросил:

– Вы обедали?

– Нет.

– Ну тогда пойдемте ко мне да заодно и поговорим о положении в районе Харькова…»

Если учесть, что «там (в районе Харькова. – Прим. А.Н.)… ситуация крайне ухудшилась» (Г.К. Жуков. Воспоминания и размышления), то вот эта фраза – «заодно и поговорим» как-то сильно настораживает.

Ему, Сталину, еда важнее, чем потери на фронте? Нет, ну не совсем уж так.

«Тут же, – как пишет Жуков, – Верховный позвонил члену Военного совета Воронежского фронта Н.С. Хрущеву и резко отчитал его за непринятие Военным советом мер против контрударных действий противника…»

А что потом?

Потом, как вспоминает Жуков, «Верховный сказал: «Все же надо закончить обед». А было уже пять часов утра…»

Или вот еще. Сталин пригласил Жукова, как он пишет, «к себе в кремлевскую квартиру на обед». И – тут же: «После того как задачи фронта были окончательно отработаны, мы с Александром Михайловичем Василевским отправились на подопечные фронты, где нам было поручено осуществить дальнейшую координацию действий войск…»

С корабля – на бал? Или, наоборот, на фронт из-за сталинского обеденного стола? Это, между прочим, 1943 год, самый разгар войны. Аппетиту Сталина война не помеха.

Но для Сталина застолье – это и его тыл, и его поле боя, где он оттачивает не только свое остроумие.

«Выпьем за нашего наркома путей сообщения Лазаря Кагановича!» – произнес он на обеде в Андреевском зале Кремля в присутствии нациста Риббентропа.

«Я же еврей, я понимаю, какой ход сделал Сталин! – говорил восхищенно Л. Каганович. – Он не мог ко мне дотянуться через Риббентропа, встал из-за стола, подошел и чокнулся. Риббентроп вынужден был сделать то же самое…»

Что испытал в этот момент нацистский министр? Трудно сказать. Но то, что фашисту пришлось пить за здоровье представителя ненавистной еврейской нации, это исторический факт. Что ж, Сталин есть Сталин, он знает, когда и что ввернуть в застольном тосте.

Молотов вспоминал, как Сталин ужалил Черчилля, подняв тост «за тайных агентов и секретную службу, намекая на провалы Черчилля на Галлипольском полуострове во время Первой мировой войны, которые произошли из-за того, что Британия не располагала достаточной информацией».

В свою очередь, тот пытался лягнуть Сталина, заявив, что заслуживает «высшего ордена и внесения в списки особо отличившихся в Красной армии», поскольку научил ее хорошо воевать во время интервенции в Архангельске.