Александр Никишин - Тайны русской водки. Эпоха Иосифа Сталина

Галопом вернулся я с приказом под погоном в Павловскую слободу, в распоряжение нашего полка. Уже через несколько минут, выйдя в белоснежном офицерском кителе из своей избы, я обнял старого сверхсрочного трубача Житкова – первого, отдавшего мне честь, став во фрунт…»

Даже из этого короткого отрывка видно, какой эмоциональный подъем вызывали новенькие погоны у бывших юнкеров. Я уверен, что он обязательно описал бы момент принятия спиртного, тем более в компании Его Императорского Величества. Однако этого нет.

5 октября 1894 года посвящали в офицеры русского флота Александра Колчака. «Поздравляю вас офицерами, господа! Всегда и во всем храните честь славного Андреевского флага, который развевается нал русским флотом» – такими словами напутствовали гардемаринов.

А вечером – в новеньком, с иголочки, офицерском мундире в зале «Отеля де Франс» на Большой Морской пили до утра – «за здоровье царствующего дома», «за императорский флот», за «трех орлов», которые рано или поздно опустятся на их погоны. «Три орла» – это полный адмирал.

Вице-адмирал Колчак им стал в 1918 году, получив новые погоны вместе со званием диктатора Сибири: «Я, адмирал Колчак, в Харбине готовлю вооруженные отряды для борьбы с предателями России – большевиками…»

В дни посвящения в офицеры санкт-петербургские рестораны не закрывались до самого утра. Гуляли не только под цыганские напевы, но и под песни традиционно строевые, походные:

В царской России были события, конкурировавшие между собой в градусе бесшабашного хмельного веселья: Татьянин день, когда гуляли студенты российских вузов, и день производства в офицеры.

Были у царско-сельских офицеров и традиции просто-таки ребяческие – денщики по приказу зарывали водку в лесу, а те ее искали. Кто находил, должен был кричать: «Белый нашел!», это если на горлышке пробка с белой смолкой. «Подосиновик!», если с красной.

Найденное дружно выпивалось.

Полковые праздники были для офицеров серьезным испытанием.

«…На эскадронный праздник солдатам устраивался пир за счет офицеров эскадрона. Помолясь и прослушав многолетие, приступали к выпивке, для чего все переходили в эскадронную столовую. Там уже были для солдат расставлены столы, устланные чистыми скатертями и ломившиеся от закусок. В углу на особом столе стояли ведра с водкой. В комнате рядом накрывали стол для господ офицеров. Когда солдаты занимали свои места, выпивку открывал сам генерал.

Он подходил к столу с водкой, где вахмистр наливал ему стопочку, черпая половником из ведра.

«Ну, ребята, поздравляю вас с вашим праздником и от души и до дна пью за ваше здоровье!» – бравым баритоном провозглашал генерал и, осенив себя по-мужицки широким знамением, лихо опрокидывал стопку.

«Покорнейше благодарим, ваше превосходительство!» – степенно отвечали солдаты. После генерала ту же процедуру проделывали по очереди все присутствующие офицеры, начиная от старшего и кончая младшим.

На этом кончалась официальная часть, после которой все садились, и тут каждый уже без всякого стеснения принимался есть и пить в полное свое удовольствие…»

В иные дни выпивка была запрещена. По воспоминаниям Антона Ивановича Деникина, солдатское каждодневное меню в конце XIX – начале XX века «отличалось необыкновенной скромностью: утро – чай с черным хлебом (в день полагалось 3 фунта хлеба); в обед – борщ или суп с 1/ 2фунтом мяса или рыбы (после 1905 года – 3/ 4фунта) и каша; на ужин – жидкая кашица, заправленная салом.

По числу калорий и по вкусу пища была вполне удовлетворительна и, во всяком случае, питательнее, чем та, которую крестьянская масса имела дома…

«Проба» солдатской пищи была традиционным обрядом, выполнявшимся самым высоким начальником, не исключая государя, при посещении казарм в часы обеда или ужина…»

Вот передо мною дореволюционные фотографии: Николай Александрович Романов вместе с наследником снимают пробу с флотского обеда – маленький Алешенька, стоя на цыпочках рядом с огромным котлом, дует на ложку с солдатской кашей.

Николай Романов на Ходынском поле перед парадом войск московского гарнизона поднимает чарку в окружении офицеров.

Есть фотография Николая Александровича Романова в форме рядового Преображенского полка. По стойке «смирно», скатка через плечо, винтовка, а на руке у него сидит маленький царевич Алексей. У снимка забавная история, несколько, правда, смахивающая на анекдот.

Дело будто бы случилось на юге – в Сочи или Ялте. Царь, несколько не рассчитав свои силы за столом, гулял по бульварам, переодевшись в солдатскую форму. Видимо, надеялся, что в таком одеянии никто его не узнает. Пошатывающийся солдат не мог не вызвать подозрения и, когда Николай Александрович был узнан, нависла и угроза крупного скандала.

Не кто иной, как П.А. Столыпин якобы заявил: «Какой позор! Надо срочно спасать этого комика!» Сомнительная лексика для премьер-министра, но, что несомненно, утром следующего дня Николай Александрович совершил настоящий десятиверстный марш-бросок вдоль летних армейских лагерей.

В той же солдатской форме, но уже с полной выкладкой, винтовкой на плече, он шагал чеканя шаг, отдавая честь встречным офицерам как старшим по чину. И было чему хитроумное объяснение для публики: царь, мол, второй день испытывает тяжести «солдатской лямки»…

Новая власть, создав Рабоче-крестьянскую Красную армию, в спешном порядке начала дезавуировать традиции армии старой, царской. Убрали погоны, звания, аксельбанты. Но это еще – полбеды. Чего стоят фантазийные кадры эйзенштейновского «Броненосца «Потемкин», где из корабельного мяса нагло лезут черви, и сцена, где взбунтовавшихся матросов накрывают брезентом, словно бы заживо их хоронят.

Чего только не сделаешь в угоду пропагандистскому замыслу!

Ушли погоны, аксельбанты, царские орлы. Ушла традиция присяги – Богу, Царю и Отечеству – на плацу с церковной службой и молебном, когда для православных служил батюшка, мулла – представителям ислама, раввин благословлял на службу еврея, а язычник просто целовал саблю командира. Так запросто решался в царской армии национальный вопрос.

Ушла и традиционная водочная чарка.

Но, как бы то ни было, армия рабочих и крестьян сохранила многие традиции старой царской армии.

Общая культура Рабоче-крестьянской Красной армии долгие годы оставляла желать лучшего. Расхристанные, в шинелях нараспашку, в сдвинутых на затылок фуражках и грязных – в серую неряшливую гармошку – сапогах или в обмотках, жующие и плюющие семечки пьяные красноармейцы глядят наглыми глазами со старых фотографий, таращатся из кадров кинохроники.