Владимир Колесов - Мир человека в слове Древней Руси

За полвека до. этого Феодосий Печерский употребляет только слова келья или храмина (что для него одно и то же), чертогъ и обитель (что для него также однозначно), однако чертогъ — всегда небесный и высший, а обитель — замена чертога на земле. Он упоминает и общее слово домъ в значении "род": «дахъ тя дому Израилеву» (Поуч. Феодос., с. 19). Такое же значение слова известно в «Речи философа» (в составе «Повести временных лет»), что определялось не только библейским содержанием текста, но еще и зависимостью его от переводов, созданных южными славянами. Очень характерно, что именно такого значения не было у русских; для них домъ — граница своей территории, а не пределы рода (иначе: Филин, 1949, с. 157—158).

В переводе «Жития Василия Нового», который по времени был осуществлен между «Поучениями» Феодосия и «Хождением игумена Даниила», клѣть и храмина — комната. «В подклѣтѣ живяше» (Жит. Вас. Нов., с. 503) — в подвале, в чулане; в палаты вселяются, в храминах живут, небесный чертог или «чрьтогъ славы» — небесное обитание («в чюдесномъ томъ чертозѣ», «въ изрядномь томъ чертозѣ» — там же, с. 588). Хлевина — темная комната (Флавий). Никакие другие слова нашего списка не известны в источниках XII в.

Только в переводах, и притом нерусских, встретились слова зьдание, кущи, хыжа, чрьтогъ, жилище. В XIII в. известны заимствованные слова: колимогъ — "шатер на повозке", "стан в поле" (Ипат. лет. под 1208 и 1254 гг.; слово сохранилось и сегодня — это колымага ); то же значило и заимствованное из тюркского шатеръ "походная палатка": именно шатры разбивал в чистом поле князь Святослав, отправляясь в свои походы (Лавр. лет., л. 19, 964 г.), но это также и "стан, состоящий из походных шатров".

Издавна было известно истобка "изба" или "баня", скорее последнее, судя по тем контекстам, в которых встречается древнейшее упоминание о слове. Когда в 945 г. Ольга мстила деревлянам, некоторых лучших мужей заманили в «истобку», предлагая помыться, и подожгли ее со всех сторон («пережгоша истобку» — Лавр. лет., л. 15б). Это слово известно и позже, оно было собственно русским, потому что теплый дом (а именно отапливаемый дом и обозначало это слово) был совершенно необходим в суровом северном крае. Клеть упоминается часто, это комната, в которой наряду с каким-либо имуществом, запасами хранились также ценности; именно туда запрещалось проникать постороннему, потому что взявший что-либо в клети считался вором. С конца XII в. клѣткой или клетцей стали называть всякий амбар или кладовую; по-видимому, это то помещение, которое запиралось «клѣтьскы». Комара как "свод" встречается часто, это также привычное для русских слово. Палаты — всегда "нарядные комнаты"; у князя Владимира были именно «полаты»; в текстах говорится о том, что в «полате» своей сидел князь, что «полаты» были золотыми и царскими, что их «созидали» особо, не так, как прочие комнаты. Собирательность значения слова состоит в том, что в одно и то же время оно обозначало и помещение знатного человека, и сокровищницу, которая находилась при нем, и особую форму строения — шатровую, кровельную или иную, но устремленную вверх (как символ стремления, вознесения вверх, к небу?).

Также и слово теремъ обозначало высокий дом, всегда дворец, обычно каменный (например, в рассказе под 945 г. об Ольге), в отличие от простых хором, которые могли быть у любого свободного человека (дом, строение).

К концу XIII в. понятие о доме вполне сложилось. Есть слова нейтрального значения, которые означают место, где живут, жилье. Это — домъ, изба или хата, но только последние два слова имели значение собственно "здание; дом". Само же слово домъ изменилось, разрослось в значениях.

За два-три последующие столетия постепенно обстроился русский дом, получил новые признаки и свойства, каких у него до того не было. Одновременно появились слова, которые все это стали выражать в речи.

Образ крыши, крова, родного крова собрал целую цепочку слов: это — камора "свод" (из греческого kamára, обозначавшего когда-то крытую повозку со сводчатым верхом), колимогъ "нарядная (свадебная) повозка" (из тюркского слова со значением "судно"), куща "шалаш, лачуга, палатка", хыжа, шатеръ и шалашъ в значении "дом, жилье". Все они продолжали и развивали старинный славянский образ, связанный со словом вежа "намет, шатер, палатка"; последним словом называли часто кочевой шалаш и кибитку, перевозное жилье кочевников, которые упоминаются и в «Слове о полку Игореве» («вежи половецкие»), оно связано с глаголом везу; «вежа» — это дом-повозка, который всегда с тобой; а несколько таких веж — уже и город, или, точнее сказать, «огород», ограждающий на походной стоянке всех его участников общим станом.

Этому словесному образу противостоит другой — образ неба, возвышающегося над человеком, бескрайнего, нарядного, сияющего неба, которое само по себе — праздник. Такой образ свойствен слову палаты (из греческого palátion "дворец" и "праздничные покои"; ср. палаццо ) — то, что вверху или устремлено вверх. Он же и в слове теремъ (из греческого téremnon "дом, жилище", также "дворец", собственно: дворец с куполом); терем — символ неба, наличие купола для него было обязательным. Тот же образ и в слове чертоги (из персидского слова, обозначавшего внутренние покои, слегка выдающиеся наружу, мы бы сказали: галерея, балкон) — также то, что наверху. Все подобные слова, включаясь в народный язык и приноравливаясь к его форме, произношению, наслаивались на общий славянский образ: хоромы ведь не просто дом или крыша (прямое значение слова), под которыми хоронились, но еще и нечто нарядное, высокое и воздушное; не простая повозка кочевника, но устойчивый дом, срубленный из тесаных бревен, защита и крепость. Слово хоромы появилось уже у оседлых славян.

Таким образом, какой бы интенсивной ни была специализация обозначений, связанных со все разраставшимся славянским домом, в самой глубине представлений о доме таились вынесенные из древности два простых образа: палатка на колесах и укрепленный на земле дом оседлого человека; случайное жильеи постоянный дом; то, что поставлено на колеса и приземлено, и то, что рвется вверх и нарядно: вежа и хоромы. В последующем развитии значений этих слов, в оценках их человеком последовательно проявилась противоположность общего смысла-образа. Снижение значений слов до таких, какие свойственны современным словам колымага, чердак и каморка, отражает не только возросшую требовательность к жилью, но и отсутствие внутреннего образа в чужих по происхождению словах.