Владимир Винников - Путин. В зеркале «Изборского клуба»

Имперский период оставил свои следы. Среди них — вельможность как стиль поведения и обустройства у подножия трона, имитирующий царственность. Но среди имперских следов — и традиция служения государю и Отечеству. При этом и сам государь был первым солдатом империи. Понятия чести и долга — тоже из этого наследного богатства.

Советское наследие — вовсе не особый фрагмент нашей исторической памяти. Это переплавленное в одном котле фамильное серебро всего российского прошлого в интересах невиданного социального эксперимента. Если что и сохранилось из всего «дореволюционья» — то чудом, затерявшись в каких-то сусеках этого котла, куда не дотянулся всесжигающий огонь. Уничтожены едва ли не дотла основные социальные носители большинства прежних архетипов: дворянство, офицерство, купечество, казачество, священничество. На зачищенном ролевом пространстве был спроектирован и построен новый социальный ландшафт со своим способом легитимации власти. В частности, большевизм с самого начала отличали три свойства — подпольность, конспиративность, а также предельный прагматизм и неразборчивость в средствах для достижения целей.

Но была у большевизма и своя высокая интенция. Даже у лицемерия и лжи есть сторона, которая может приниматься за истинную и служить источником энергии. Вопреки всем особенностям легитимации власти её советская форма открыла простор творчеству масс. И массы, и власть были подхвачены мегаисторическим процессом, потрясениями, имевших статус урагана, торнадо. Царствовал бич Божий. И так получается, что большевизм открыл свой способ сакрализации режима в условиях Попущения. Это сложная ситуация. Потому она до сих пор не поддается однозначным оценкам. Любая однозначность грешит невольной лживостью.

Подобно облачным базам данных в метафизических глубинах памяти сохранился генный материал и информация, и, едва возникли условия, — началось возрождение всех этих паттернов по законам социального наследования. Сталин к 3 июля 1941 года в значительной мере осознавал силу метафизики истории и, сделав нетривиальный выбор, включил энергии ее архетипов, сославшись на имена с высочайшей сакральной отметиной. Полководцы в годину страшных битв представляют собой своеобразный тип правителя — спасителя Отечества и вступают в свои отношения с миром сакрального, сравнимые и даже в чём-то замещающие те, которые есть у формального правителя.

Поколение, родившееся в начале 20-х годов и воспитанное в 30-е, едва ли не целиком в своей мужской когорте было принесено в жертву Победе 1945-го. Эта колоссальная жертва создала новые ценности столь же колоссальной и, несомненно, метафизической значимости.

Постсоветский этап открыл дорогу не только индивидуализму, глобализму и капитализму с его тягой к быстрому накоплению любой ценой, монополизации и криминализации любых рынков, включая рынок административных услуг. Стремительно произошло восстановление едва ли не всех форм жизнеустройства и властвования, когда-либо открытых в нашей истории. Происходил и активный импорт институтов. Какие-то реанимации и частично импорт пришлись к месту и времени, что-то оказалось неуместным в стране и бутафорным. Довольно быстро социогенетическое разнообразие вернулось к «естественному» фоновому уровню. Однако ценностной доминантой стал всеохватывающий монетаризм. Ставка на «вхождение в мировое цивилизационное пространство» на волне огульного шельмования опыта ХХ века, вовсе не сводимого к истории КПСС или репрессиям, обеспечила мощную энергетическую подпитку новому «ценностному мейнстриму».

Параллельно всему этому торжеству торжища стремительно начали восстанавливаться традиционные религиозные ценности и институты. Это придало безвременью, смуте 90-х духоподъемный нюанс, а главное — выстроило исключительно важные «параметры порядка», удержавшие страну от ещё более страшных катастроф, чем те, что произошли, и не позволившие парадигме тотального монетаризма достичь всеохватывающего господства. Свою роль сыграло и киноискусство, задавшее важные вопросы: «…В чём сила? Разве в деньгах?.. Сила в правде. У кого правда, тот и сильней. Вот ты обманул кого-то, денег нажил. И ты сильней стал? Нет, не стал. Потому что правды за тобой нет. А тот, кого обманул, за ним правда. Значит, он сильней».

Так или иначе, к нашему времени мы унаследовали противоречивый архетипический ансамбль. В. Буданов выявил девять архетипических форм, которые одновременно сосуществуют в российском социуме, но имеют свою логику проявления то в качестве доминирующего типа, то дремлющего.

Нетрудно представить, как эта одновременность метафизических сущностей вкупе с разной интенсивностью их манифестирования в практической повседневности в каждый момент времени даёт исключительно сложные вводные для такого своеобразного сеанса одновременной игры. Ведь правитель вступает с ними в интерфейс — со всеми. Разумеется, не каждого собеседника, не каждую доктрину или проект можно атрибутировать сразу и однозначно как проекцию того или иного работающего архетипа. Люди сложны и изменчивы. Но и особой сложности такая атрибуция не представляет. Именно этой цели служат, между прочим, партии, сообщества, группы интересов. Действуют они подобно ансамблю организмов, образуя и суету, и подоплёку государственной жизнедеятельности. Из этой политической и одновременно архетипической «кухни» и вырисовывается вектор эволюции социума.

Накопленный за историю жизни нашего социума репертуар форм властвования сам по себе не есть недостаток. «Опыт — сын ошибок трудных», как известно. Опыт побед и поражений. В равной мере — прививка от чрезмерно пафосной гордости за историю и от аллергии на её сложность.

Здесь другой важнее риск — непредсказуемость нашей истории, в политических практиках при слабой исторической образованности ведущая к упоению упрощёнными моделями. Одни воспевают Ленина, другие Петра Великого, третьи — Александра II Освободителя, четвёртые — Хрущева, пятые — Екатерину, шестые — Брежнева и т. д. В этом нет никакой нелепости, будь оно всего лишь спектаклем на театральной сцене. Проблема возникает там и тогда, где и когда личное впечатление о паре понравившихся курьёзов из правления того или иного деятеля становится импульсом к заимствованию всей модели, олицетворяемой этим именем. Но времена-то иные! Усердие по навязыванию приглянувшегося образца, как из своего архива, так и из чужеземного, вскрывает уже упомянутый дефицит Премудрости или, что то же ведёт ко лжи, неправде. Как говорится: а подумать не пробовали?

К моменту прихода Путина в Кремль в качестве и.о. президента властная система России была близка к «параду планет»: в ней боролись несколько метафизических типов власти. Монетаризм торжествовал во всей своей красе. Государственный суверенитет был изрядно ущемлен. Коридор эволюции предопределен жестко.