Владимир Трофимов - Коллаборационисты: мнимые и настоящие

Вернемся на несколько лет назад. Де Голль в 1940 году стал создавать на территории Великобритании вооруженные формирования, состоявшие из французов, попавших туда вместе с бежавшими от немцев английскими войсками. Там же были и некоторые военные корабли Франции, успевшие уйти от фашистов. В английских госпиталях также лечились французские солдаты, раненные еще в Бельгии. Нужно отметить, что французы не очень-то и рвались встать под знамена де Голля, и понятно почему. Де Голль был просто одним из французских генералов, к которому благоволил Черчилль. Но формально де Голль был никем. Более того, формально он был предателем. Ведь и СССР, и США, и сама Великобритания в этот момент поддерживали дипломатические отношения с режимом Виши. А там де Голль был приговорен французским судом к смертной казни как предатель.

То есть в то время имелось вполне законное правительство Франции. Именно законное, поскольку оно признавалось на дипломатическом уровне крупнейшими державами, в том числе и СССР. А де Голль вопреки воле своего законного правительства занимался сотрудничеством с англичанами. Причем его законное правительство рассматривало эту деятельность вполне однозначно — как предательство.

Чем все это в конечном итоге закончилось для де Голля, известно. Он оказался на стороне стран, победивших в войне. Причем на стороне стран, которые на последнем этапе войны сделали ставку именно на него. А в послевоенной Франции надо было решать, кто именно был предателем, а кто — нет. Понятное дело, решал не какой-нибудь независимый суд, а сами победители. Которые решили объявить именно Петена коллаборационистом. А де Голля — героем сопротивления, который якобы сотрудничал с ними не против воли и не против интересов своего законного правительства. Для такого вывода достаточно было сделать одну довольно грубую подмену. Признать задним числом режим Виши предательским и незаконным. То есть до конца 1942 года правительство Петена было законным и «хорошим». А потом вдруг стало незаконным с самого начала своего существования. Вроде бы его никто и не признавал и никаких послов там не держал.

При этом предполагалось, что де Голль каким-то волшебным образом уже в 1940 году знал, что правительства США, Великобритании, СССР, Канады и других стран хотя и держали при Петене своих послов, но это было как бы не на самом деле, а понарошку. А если знал, значит, он никаким коллаборационистом вовсе и не был. Значит, именно он, а не Петен, и был изначально законным представителем французского народа. Которого, правда, никто формально в таком качестве и не думал признавать. И, представьте себе, французских граждан такая трактовка истории очень даже устроила. Благодаря этой подмене удавалось как бы перечеркнуть неприятную страницу своей истории и предстать в более или менее приличном виде, свалив все свои неприглядные дела на Петена и его правительство.

«Нет уж, позвольте! — воскликнет тут пытливый читатель. — Де Голль никакой не коллаборационист! Ведь Великобритания только формально признавала режим Виши, а на самом деле никаких действий, враждебных Франции, не предпринимала! И колонии себе в конечном итоге ведь не присвоила. Значит, де Голль никакой не коллаборационист».

Ах, если бы все было так просто! На самом деле как раз в этот период Великобритания и предприняла определенные действия, прямо наносившие ущерб интересам Франции и ее народа. Все это замечательнейшим образом описано в мемуарах самого де Голля:

«И вдруг горестное событие приостановило поток добровольцев. 4 июля радио и газеты сообщили, что накануне английский средиземноморский флот совершил нападение на французскую эскадру, стоявшую на якоре в Мерс-эль-Кебире. Одновременно нам стало известно, что англичане внезапно захватили французские военные корабли, укрывшиеся в английских портах, и насильно высадили на берег и интернировали — не без кровавых инцидентов — офицеров и матросов. Наконец 10 июля было опубликовано сообщение о торпедировании английскими самолетами линкора «Ришелье», стоявшего на рейде Дакара. Лондонские газеты и официальные коммюнике стремились изобразить эти агрессивные действия как победу, одержанную на море. Было ясно, что у английского правительства и морского министерства страх за будущее, отзвуки старинного соперничества на море, обиды, накопившиеся с начала битвы за Францию и особенно обострившиеся в связи с перемирием, заключенным правительством Виши, вылились в один из тех диких порывов, когда долго сдерживаемый инстинкт этого народа ломает все на своем пути».

Кажется, яснее не выразиться. Это пусть современные историки оправдывают англичан, которые якобы старались не допустить, чтобы французские корабли не попали в руки фашистов. Однако сам де Голль выражается яснее ясного. Лично он считал, что за этими действиями стоит в том числе и желание ослабить Францию, лишить ее военно-морского флота. Конечно, дальше в своих мемуарах он пытается как-то смягчить ситуацию, но это ему не очень удается. Он ведь прямо констатирует, что немцы не имели намерения захватывать этот флот. А Петен не собирался передавать его фашистам. И не было никаких объективных предпосылок для того, чтобы англичане поступили именно так, а не иначе.

Иными словами, если подойти к этой ситуации с позиций коллаборационизма и патриотизма, сам генерал считал действия Великобритании враждебными его стране. Даже не просто враждебными, а выражающимися в нанесении военного ущерба. И тем не менее де Голль не прекратил сотрудничества с врагом своей страны. То есть сам он считал себя коллаборационистом (хотя прямо так себя, понятное дело, не называл). А мы будем считать, что он не коллаборационист? При этом будем приговаривать: «Мало ли что там говорил генерал, и кем он сам себя считал. Важно, что про него насочиняли услужливые биографы и историки».

А кто собирался командовать этими французами, завербованными де Голлем? Кто был их верховным главнокомандующим? Понятное дело, эти вооруженные формирования подчинялись Великобритании. А существовала ли угроза, что этим самым французским солдатам, набранным в Великобритании при помощи де Голля, не придется воевать против своих собственных сограждан? Вы скажете, что такая постановка вопроса была вообще немыслима? Как бы не так! Обратимся опять к первоисточнику, к тому, что написал по этому поводу сам де Голль:

«Кроме того, я настоял на оговорке — не без возражений со стороны англичан, — что ни в коем случае добровольцы «не обратят своего оружия против Франции». Это не означало, что они не должны были никогда сражаться с французами. Увы! Нужно было предвидеть как раз обратное, поскольку Виши было только Виши, а отнюдь не Франция. Но эта оговорка должна была гарантировать, что наша армия, ведя военные действия совместно с союзниками, не нанесет ущерба национальному достоянию Франции, а также ее интересам».