Жан Флори - Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи

Намеревался ли Роберт завоевать империю, чтобы передать ее своему старшему сыну Боэмунду? Франческо Панарелли, опираясь на последнее, довольно позднее свидетельство, утверждает, что целью Гвискарда было удовлетворить притязания отстраненного от наследства Боэмунда, добыв ему императорскую корону. «Или же, по меньшей мере, королевство на Балканах», — тут же добавляет он, приуменьшая размах такого утверждения [63] Panarelli F. Il concilio di Bari: Boemondo e la prima crociata // Il concilio di Bari del 1098 / Ed. Palese S., Locatelli G. Bari, 1999. P. 148. Здесь следует поправить ссылку на Ричарда Пуатевинского (MGH SS 26, а не MGH SS 16). .

Нельзя не упомянуть и последнюю гипотезу, предложенную другими историками [64] Например, McQueen W. В. Relation between the Normans and Byzantium 1071–1112 // Byzantion, 56, 1986. P. 427–476, в частности, P. 442. . Я разделяю ее — по крайней мере, в некоторых ее положениях. Роберту к тому времени исполнилось шестьдесят лет. Конечно, в свои шестьдесят лет он был абсолютно дееспособен, отважен, предприимчив и крайне амбициозен. Но он знал и то, что будущее рода Гвискардов зависит от его сыновей. Своим наследником он назначил Рожера Борсу, однако Боэмунд превосходил последнего почти во всем — как воин, военачальник и правитель. С полным на то основанием Гвискард опасался, что между двумя сыновьями вспыхнет конфликт, если Боэмунд останется, так сказать, «безземельным». Поскольку экспансия норманнов в Италии отныне была завершена из-за «отсутствия в игре ставок», он, вероятно, пожелал воспользоваться шатким положением Византийской империи, ослабленной в военном отношении с 1071 года [65] Cheynet J.-Cl. Mantzikert, un désastre militaire? // Byzantion, 50, 1980. P. 412–438; Charanis P. Byzantion, the west and the origin of the first crusade // Byzantion, 19, 1949. P. 17–36; Cahen Cl. La campagne de Mantzikert d’après les sources musulmanes // Byzantion, 9, 1934. P. 628–642. . Пусть даже поражение при Манцикерте (1071 г.) не лишило Византии ее армий — а значит, не может считаться единственной причиной последовавшего вслед за тем упадка, — но оно все же было реальным, и Роберт Гвискард вскоре узнал об этом [66] См. на этот счет: Mathieu M. Une source negligee de la bataille de Mantzikert: les gesta Wiscardi de Guillaume d’Apulie // Byzantion, 20, 1950. P. 89–103. . И когда после битвы при Манцикерте турки вторглись в Малую Азию, наводнив большую ее часть, норманны Гвискарда захватили Бари, последний греческий город Южной Италии, а империя погрязла в бесконечных дворцовых заговорах и частых гражданских войнах, ослабивших ее силы. Честолюбивый Роберт Гвискард выбрал нужный момент, чтобы попытать счастья в захвате императорской короны, ускользнувшей от гипотетического потомства его дочери Елены, или, по крайней мере, чтобы отнять у этой пришедшей, по его мнению, в упадок империи какое-либо владение, приемлемое для его сына Боэмунда.

Басилевс, со своей стороны, не бездействовал. Теперь противником норманнов был человек совсем иного склада: Алексей Комнин, бывший «доместик схол Запада» [67] Согласно Guilland R. Recherches sur les institutions byzantines. Berlin, 1967, Алексей был не «великим доместиком Востока и Запада», как часто говорят, а «доместиком Запада». Но, несмотря на это, самодержец опасался своих грозных соперников, так как положение империи было критическим: казна пуста или почти пуста, войска ослаблены и рассеяны, верность населения пошатнулась… [68] О положении империи в эпоху правления Алексея см.: Ostrogorsky G. Histoire de l’État byzantin. Paris. P. 377–396. (В тексте бумажной книги ссылка на это примечание отсутствует. Прим. верстальщика. ) Некоторые чиновники, похоже, были готовы перейти на сторону врага. Так обстояло дело с Георгием Мономахатом, которого назначил дукой Диррахия свергнутый император: Алексей едва успел сменить его перед приходом Гвискарда, провозгласив новым правителем города своего родича, Георгия Палеолога.

Готовясь дать отпор врагу, Алексей задействовал дипломатические средства, взявшись за поиск всех возможных союзников. Среди них была Венеция, чья плодотворная морская торговля между Византией и Востоком оказалась бы под угрозой, возникни на обоих побережьях Адриатики норманнская империя. Басилевс предоставил венецианцам все экономические льготы, на которых они настаивали. При посредничестве Абеларда он также поддержал бунтовщиков из среды лангобардской и норманнской аристократии Южной Италии, которых Гвискард, прежде чем отправиться в поход, победил, но не сломил окончательно. Наконец, Алексей вступил в союз с королем Генрихом IV, желавшим изгнать из Рима Григория VII и поместить на его трон своего кандидата с тем, чтобы тот, в свою очередь, короновал его императорским венцом. Чтобы ускорить его вторжение в Италию, Комнин предоставил Генриху 144 000 золотых монет и пообещал ему еще большую сумму после победы [69] Анна Комнина воспроизводит письмо, посланное Генриху IV ее отцом: Указ. соч. С. 134–135. . Итак, у обоих императоров был общий интерес: одолеть норманнов.

Гвискард это понимал. Прежде чем отправиться в поход, он доверил правление своими итальянскими государствами сыну Рожеру, которому должны были помогать в этом два опекуна; им он повелел прийти на помощь папскому престолу в случае необходимости. Первого опекуна звали Роберт де Лорителло — это был его племянник, сын его брата Жоффруа; вторым, согласно многим историкам, был друг детства Герард из Буональберго [70] Guillaume de Pouille, IV, v. 195–196; об идентификации этого персонажа см.: Chalandon F. Histoire de la domination. T. I. P. 268; Taviani-Carozzi H. La Terreur du monde. P. 436. . Такой выбор может удивить: ведь именно Герард тридцатью годами ранее убедил Роберта жениться на его тетке Альбераде, будущей матери Боэмунда. Чтобы назначить его на такой весомый пост при Рожере Борсе, сопернике Боэмунда, требовалось безоговорочное доверие герцога Апулии, как и его полная уверенность в преданности Герарда. Если только Гвискард не предложил ему также играть роль «модератора», обязанного охранять интересы Боэмунда… Гипотеза бездоказательная, но не абсурдная.

Несмотря на германскую угрозу, Гвискард всецело посвятил себя подготовке к вторжению в Византийскую империю. Наперекор сдержанному ропоту многих своих людей, которые опасались сражаться так далеко от «тыла», в марте 1080 года герцог собрал в Отранто значительные флот и армию. С момента своего появления в Южной Италии норманны, если верить Вильгельму Апулийскому, многое утратили из того мастерства мореплавателей, каким владели их предки; в 1081 году часть флота еще составляли корабли из Рагузы и других городов далматского берега, в придачу к тем, что велел построить для этого предприятия сам Роберт [71] Guillaume de Pouille, III, vv. 132 sq., IV, vv. 134. P. 172; IV, vv. 302. P. 220; Malaterra, III, c. 14. P. 66. .

Этот флот тем не менее был опасен. В источниках, как обычно, приведены различные цифры. Анна Комнина, старшая дочь императора Алексея, наверняка преувеличила силы противника ее отца, говоря о 150 судах и 30 000 солдат. Норманнские источники, напротив, были склонны сокращать их количество, чтобы придать дополнительный вес своей победе: Ордерик Виталий оценил их в 10 000 человек; Вильгельм Апулийский упомянул о 50 кораблях, Жоффруа Малатерра сообщил о 15 кораблях и уверял, что у Роберта Гвискарда в сражении под Диррахием было только 1300 рыцарей; у Ромуальда Салернского и вовсе говорится о 700 человек [72] Анна Комнина. Указ. соч. С. 86; Orderic Vital, VII, c. 5. P. 16; Guillaume de Pouille, IV, v. 200 sq.; Malaterra, III, c. 24. P. 71; Romuald de Salerne. Annales… // MGH SS 19. P. 410. . Тем не менее все эти цифры приемлемы — расхождения оказываются менее серьезными, чем можно было представить. Армия герцога Апулии действительно была разделена на две обособленные части; пятнадцать кораблей, о которых упоминал Малатерра, не представляли собой весь флот норманнов — это был лишь авангард под предводительством Боэмунда.