Виталий Аверьянов - Империя и воля. Догнать самих себя

WWW.DYNACON.RU

club@izborsk-club.ru

redaction@izborsk-club.ru

Излагаемая здесь концепция в целом была представлена мной еще в середине 90-х годов (Аверьянов В. В. Феноменология Смутного времени: откуда ждать Минина и Пожарского? // Общественные науки и современность 1996 № 3). Затем она в измененном виде воспроизводилась в моих книгах. Надо сказать, постановка вопроса о трех «Смутных временах» со второй половины 90-х годов получила широкое распространение. Идея параллелизма Смутных времен в отечественной истории приобрела достаточную популярность как в публицистике, так и в научной литературе. Среди наиболее заметных работ можно назвать такие как: Кара-Мурза А. А. Между «Империей» и «Смутой». — М., 1996; Булдаков В. П. Красная смута: Природа и последствия революционного насилия. — М., 1997; Кондаков И. В. Архитектоника русской культуры. Диссертация на соискание уч. ст. доктора философских наук в форме науч. докл. — М., 1998; Соловей В. Россия накануне Смуты // Свободная мысль XXI. 2004. № 12. — С. 38–48; см. также научную дискуссию: «Народ и власть в российской смуте» // Власть. — 2010. — № 4 (С. 14–17), № 5 (С. 10–14), № 6 (С. 13–17), № 7 (С. 9–14). Обзор «смутологической» литературы рубежа веков см.: Земляной С. Куда идешь? О Смуте как парадигме консервативного мышления // Независимая газета 22.06.2001.

Созвучны этому взгляду мысли таких, к примеру, исследователей как В. Я. Пропп, полагавший, что народ в эпосе не стремится отражать исторические события, но описывает явления (Пропп В. Я. Русский героический эпос. — М., 1958. — С. 287); как И. Я. Фроянов и Ю. И. Юдин, писавшие: В ходе былинного творчества один образ, более поздний наслаивается на другой, уже существующий в фантазии сказителей, в результате чего появлялся новый герой, заключающий в себе черты героев различных времен. И только внимательный анализ исследователя позволяет разобраться в этой сложной структуре былинных образов (Фроянов И. Я., Юдин Ю. И. Былинная история. — СПб., 1997. — С. 498).

Медриш Д. Н. Литература и фольклорная традиция. Вопросы поэтики. — Саратов, 1980.

Можно говорить о «малых смутах» как о любых значительных восстаниях или волнениях (пугачевская смута, дворянская смута 1825 года), но не как о термине и безотносительно к целостной модели «смуты».

Так пишет в целом объективный по отношению к Борису И. Хворостинин (Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI — начало XVII вв. — М., 1987. — С. 436).

Скрынников Р. Г. Государство и церковь на Руси XIV–XVI вв. — Новосибирск, 1991. — С. 354.

Связанную с неоправданными историософскими экстраполяциями — опытом «английской революции» для либеральных реформаторов и опытом «французской революции» для непримиримых радикалов.

Миссия последнего Государя династии, как это видится теперь, состояла в том, чтобы обуздывать, насколько это было возможно, разгорающуюся ярость общественной стихии, удерживать центробежные силы и «примирять» раздирающие государство политические полюса. Когда Государь Николай осознал невозможность конституционно-монархического (то есть по существу либерально-консервативного, компромиссного) разрешения смуты, он отождествил себя с консервативным полюсом государства. Однако предпочел он не путь искоренения «революционного» слоя, но путь сдерживания «революции» до конца и принесения себя ей в жертву. В этом состоит благородная, мученическая, святая миссия консерватизма в России начала XX века.

Здесь есть указания на очень интересную, но нас сейчас не отвлекающую тему сопоставления политического духа Отрепьева и Петра I.

История политических партий России / Под ред. А. И. Зевелева. — М., 1994. — С. 134.

Нечволодов А. Сказания о Русской земле. Ч. IV. — СПб., 1913. — С. 511, 512.

Феноменологическая модель Смутного времени может быть перенесена и на другие событийные ряды, использована в истории других народов и государств. Однако, такого рода построения не входят в задачи нашей работы. Отметим лишь, что западной историософии чужда подобная постановка вопроса. Некоторые авторы отдаленно приближаются к ней. Так, например, понятие «смутного времени» было даже излюбленным для А. Тойнби, который, правда, рассматривал его внутри изобретенной им парадигмы «спада-и-оживления». У Тойнби «смутные времена», свойственные разным цивилизациям, растягиваются иногда на несколько столетий, как, например, в империи инков (X–XV вв.) или в Древней Греции (V–I вв. до н. э.), что во многом обессмысливает термин «смутного времени», приравнивает ее к понятиям «надлома» и «спада».

Что касается происхождения второго и третьего Смутных времен, то его конспирологическая подоплека нашла отражение в большой по объему литературе. Определяющая роль международного фактора, фактора напряженного противостояния цивилизаций и необходимости для Российской империи отвечать на вызов модернизации, а Советского Союза — на вызов всего западного мира, вряд ли может быть поставлена под сомнение.

См. в настоящей книге работы «Сусанин наоборот» и «Опричнина — модернизация по-русски».

Подробнее о генезисе и последствиях Смутных времен см.: Аверьянов В. Природа русской экспансии. — М., 2003.

У В. Соловья, предпочитающего объяснительную модель «революции», и намеренно скрещивающего два понятия (термин «смутореволюция»), данный вопрос, так же как и у нас, трактуется в качестве «функциональности Смуты», в которой старая русская традиция сменяется новой (Соловей В. Д. Кровь и почва русской истории — М., 2008. — С. 263). Главное отличие наших подходов в следующем: Соловей считает, что всякая революция обязательно «сопровождается» смутой, мы же считаем, что революция как модель «правильного переворота» является ничем иным как частным случаем и моментом смуты, некоторой идеализации ряда исторических вариантов. Смута как модель комплексной социокультурной мутации масштабнее и объективнее, в ней не заданы оценочные установки на «правильность» схемы описываемого исторического процесса. Оценочность модели революции легко видеть в таком суждении Соловья как: «Смута была неудавшейся, проигравшей революцией».

Кондаков И. В. Архитектоника русской культуры. Диссертация на соискание уч. ст. доктора философских наук в форме науч. доклада. — М., 1998. — С. 39, 41.

Лурье С. В. Метаморфозы традиционного сознания. — СПб., 1994. — С. 69.

Щепанская Т. Б. Странные лидеры. О некоторых традициях социального управления у русских — в сб.: Этнические аспекты власти. — СПб., 1995.