Руслан Скрынников - Начало опричнины

Царь объяснял это свое решение тем, что он не хотел судиться с духовным учителем «здесь, но в будущем веце». «Тамо, — писал Иван, — хощу суд прияти, елико от него пострадах душевне и телесно». (См. Послания Ивана Грозного, стр. 41).

Первоначально комендантом Феллина был назначен второстепенный воевода И. И. Очин-Плещеев. (См. Разряды, л. 274).

Едва Адашев прибыл на место назначения в Феллин, как один из помощников Плещеева дворянский голова О. В. Полев, оценив благоприятные возможности, стал тягаться с ним о местах и послал в Москву государю «бити челом, что ему меньши Алексея Одашева быть невместно». (См. Разряды, л. 274 об). Земляк Адашева костромской дворянин Полев вел свой род от смоленских князей и в смысле знатности превосходил Ольговых. Челобитье его дало царю удобный предлог для того, чтобы окончательно отделаться от надоевшего фаворита.

.«...князь Дмитрий (Хилков — Р. С.) ему (Адашеву — Р. С.) быти в нарядчиках не велел и он ему бил челом многажды, и он не велел быти». (См. Пискаревский летописец, стр. 56). Рассказ летописца подтверждается разрядами о посылке кн. Д. И. Хилкова в Юрьев в 1560 г, на год. (Разряды, л. 266 об).

См. А. Барсуков. Род Шереметевых, кн. I, СПб., 1881, стр. 255; В. И. Корецкий. О земельных владениях Адашевых, стр. 119.

В конце концов Захарьины убедили царя отвергнуть советы Макария и членов думы. Решающее значение имел, по-видимому, тот аргумент, что бывшие правители пользуются большим авторитетом и популярностью, нежели сам царь: «а к тому любяще их все твое воинство и народ, нежели тобя самого», — говорили Захарьины Ивану. (См. Курбский. История. — РИБ, т. XXXI, стр. 260—261). Захарьины льстили царю и в то же время напоминали ему старые обиды. «Великого и славнаго я мудраго, боговенчаннаго царя, — говорили они, — держали пред тем, аки в оковах, повелевающе... в меру ясти и пити и со царицею жити, не дающе... ни в чесом же своей воли, а ни в мале, а ни в великом, а ни людей своих миловати, а ни царством твоим владети». (Там же).

Известно, что в январе 1561 г., т. е. тотчас после собора, дума заседала в таком составе: удельные князья И. Д. Бельский, И. Ф. Мстиславский и слуга М. И. Воротынский, бояре В. М. Юрьев, М. И. Вороново-Волынский, Ф. И. Сукин, окольничие П. П. Головин и А. А. Бутурлин, дьяк И. М. Висковатый. (Сб. РИО, т. 59, стр. 26, 33). Однако надо учесть, что Ф. И. Сукин вернулся в Москву только 10 ноября 1560 г. (Там же, стр. 20). Еще позже вернулся в Москву из Ливонии кн. И. Ф. Мстиславский.

Боярин князь Д. И. Курлятев едва ли не с весны находился в Туле,, откуда был переведен к концу года в Калугу. Ближние бояре князья И. Ф. Мстиславский, А. М. Курбский и М. Я- Морозов находились до глубокой осени в Ливонии, М. И. Воротынский сидел в своем уделе.. (См. Разряды, л. 268, 269, 270 об, 271; Сб. РИО, т. 71, стр. 1).

Курбский. История. — РИБ, т. XXX, стр. 260, 305.

К числу их, возможно, принадлежал И. В. Меньшой Шереметев. Еще в январе 1560 г. он находился с полками в Ливонии. К весне он был отозван в Москву. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 323). В октябре Шереметеву были пожалованы обширные вотчины опального Адашева.

По словам очевидцев, митрополит во всеуслышание заявил: «подобает... приведенным им быти зде пред нас, ...и нам убо слышети воистину достоит, что они на то отвещают». (См. Курбский История. — РИБ, т. XXXI, стр. 263).

Курбский. История. — РИБ, т. XXXI, стр. 263. В 30-х гг. старец Мисаил Сукин был одним из ближайших сподвижников боярина М. Ю. Захарьина. Мисаил не отходил от постели больного Василия III до самой кончины. Он приготовил для него иноческое платье, а затем «наряжал» его на смертном одре. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 410— 415). Ближайшей родней Мисаила были Ф. И. и Б. И. Сукины. Много позже оба брата дали на помин души своего «сродича» 200 рублей в Кирилло-Белозерский монастырь. (См. Н. П. Лихачев. Разрядные дьяки, стр. 217).

По Курбскому, царские угодники пригласили на собор некоего старца Васьяна «беснаго по истинне реченнаго, неистового». (См. Курбский. История. — РИБ, т. XXXI, стр. 263). Некоторые исследователи пытались отождествить «беснаго» Васьяна с известным осифлянином Вассианом Топорковым. (См. А. А. Зимин. Пересветов, стр. 49). Однако уже А. Н. Ясинский отметил тот факт, что Курбский называет «беснаго» Васьяна «мнихом», а Топоркова епископом. (См. А. Н. Ясинский. Сочинения князя Курбского как исторический материал. Киев, 1889, стр. 156). Топорков «наквасил» царя «прелютостию» во время свидания с ним летом 1553 года. О позднейших грехах Топоркова Курбский не обмолвился ни словом. Топорков был глубоким старцем к началу 50-х гг. и до собора 1560 г. едва ли дожил.

Вопрос о личности Васьяна может быть решен лишь предположительно. Искать его следует среди монахов, наиболее преуспевших после собора. Ко времени опалы Сильвестра произошла смена властей в Кирилло-Белозерском монастыре. Ставленник Сильвестра игумен Феоктист был сослан к августу 1560 г. простым священником в Псково-Печорский монастырь, а его место занял некто Васьян, до того кирилловский уставщик. (См. С. М. Каштанов. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI века.—археографический ежегодник за 1960 год. Изд. АН СССР, М., 1962, стр. 154, 157, Псковские летописи, т. II, стр. 239; Вкладные книги Кирилло-Белозерского монастыря. ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Отдел рукописей. Кир.-Бел., 78/1317, л. 46 об). Добавим, что еще при Василии III в Кириллов в опале был сослан и пострижен под именем Васьяна сын окольничего Юрла Плещеева. (Родословная книга, т. I, стр. 299—307). Васьян Юрлов приходился двоюродным дядей А. Д. Басманову. У Курбского одно имя Басмановых-Плещеевых вызывало самое крайнее раздражение. Курбский не скупится на бранные эпитеты, когда речь заходит о Плещеевых. Совершенно таково же отношение его и к «бесному» Васьяну.

Чудов монастырек приобрел первостепенное значение лишь в правление Левкия. До него это был «яко един от убогих... монастырей», при Левкии же он «сравняся всяким благочинием с великими обители». (См. Послания Ивана Грозного, стр. 173). Левкий бессменно управлял обителью более десяти лет (упоминается в 1555 г., 1565 г. и др.). Он был одним из главных клевретов царя Ивана и неизменно поддерживал все его распоряжения. «А за советом любимых твоих ласкателей и за молитвами Чудовскаго Левки и прочих вселукавых мнихов, — что добраго и полезнаго и похвальнаго... приобрел еси?» — с сарказмом вопрошал царя князь Курбский. (См. Курбский. История.—РИБ, т. XXXI, стр. 269).

Царь щедро наградил троицких старцев за их преданность. Спустя месяц-два после собора он возвел старого троицкого игумена Елевферия в сан архимандрита и «повелеша ему служити в шапке и место учиниша его в Русском государьстве выше всех архимандритов». (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 331). В том же году Троицкий монастырь получил жалованную грамоту с рядом привилегий. (См. С. М. Каштанов. Указ. соч., стр. 157).