Руслан Скрынников - Начало опричнины

Но перечисленные в указе государственные земли могли покрыть лишь малую долю необходимого фонда. К тому же, против посягательств на дворцовые земли выступили бояре Захарьины, хозяйничавшие в Большом дворцовом приказе. Попытки Боярской думы запустить руку в казну потерпели неудачу [354].

В период подготовки указа о «тысяче лучших слуг» правительство настойчиво выдвигает вопрос о частичной секуляризации монастырского землевладения. Планы секуляризации получили энергичную поддержку со стороны придворного духовенства в лице благовещенского протопопа Сильвестра и тяготевших к нему монахов-нестяжателей. При участии Сильвестра в конце 1550 г. были разработаны царские вопросы о церковном «строении», представленные на рассмотрение священному (Стоглавому) собору в начале следующего года. Устами царя правительство просило духовенство обсудить, достойно ли монастырям приобретать земли и пользоваться тарханами и льготами [355]. Присутствовавшие на соборе нестяжатели выступили в пользу ограничения земельных богатств монастырей. Наиболее авторитетный в их среде старец Артемий обратился к царю и членам собора с настоятельным советом «села отнимати у манастырей» [356]. Но нестяжатели составляли на соборе ничтожное меньшинство, и их мнение встретило яростную критику со стороны официального руководства церкви. Опираясь на поддержку осифлянского большинства собора, митрополит Макарий отверг все домогательства светских властей.

В правительственных сферах выступление нестяжателей не получило единодушной поддержки. Группировка Захарьиных относилась к Сильвестру и нестяжателям с крайним недоверием. Причиной тому были тесные связи Захарьиных со «старыми» осифлянами (В. Топорков, М. Сукин), злейшими врагами нестяжателей. Но кружок Сильвестра имел могущественных покровителей в лице удельных князей Старицких. Одним из вождей нестяжателей был князь Вассиан Патрикеев, родственник княгини Ефросиньи Хованской-Старицкой [357]. Этим обстоятельством и объяснялись традиционные симпатии Старицких к нестяжателям. Удельная знать, входившая в правительственную коалицию Бельских, пыталась опереться на нестяжателей еще и потому, что не доверяла митрополиту Макарию. Митрополит поддерживал тесную дружбу с князьями Шуйскими и по существу был их ставленником [358]. Он получил сан на другой день после победы Шуйских над Бельскими в 1542 году. Провал правительственной программы на Стоглавом соборе неизбежно должен был ухудшить отношения между светскими властями и главой церкви. Правительство не решилось осуществить прямые санкции против митрополита, но подвергло преследованиям его приверженцев, выступивших на соборе против секуляризации церковных имуществ. По окончании собора оно обвинило в злоупотреблениях и низложило архиепископа Феодосия, главу крупнейшей в стране Новгородско-Псковской епархии и преемника Макария [359]. В период собора власти открыто покровительствовали противникам митрополита из числа нестяжателей. По настоянию Сильвестра известный нестяжатель старец Артемий был назначен игуменом крупнейшего в стране Троицко-Сергиева монастыря [360]. Вскоре же Артемий добился перевода в Троицу Максима Грека, сподвижника Вассиана Патрикеева и идеолога нестяжателей, находившегося в заключении более 20 лет [361].

В период наибольших успехов нестяжателей правительству удалось сломить сопротивление официального руководства церкви и провести закон о церковном землевладении [362]. Приговор был утвержден Боярской думой 11 мая 1551 года. Наиболее существенное значение имели следующие его пункты. Правительство заявляло о своем намерении, во-первых, конфисковать все земли и угодья, розданные Боярской думой епископам и монастырям после смерти Василия III; во-вторых, вернуть старым владельцам дворянам и «христианам» те поместные и черные земли, которые были отняты у них церковью за долги или «насилством». В-третьих, правительство полностью запрещало церкви приобретать новые земли «без доклада», т. е. без специального на то разрешения властей [363].

Приговор предусматривал частичную секуляризацию церковных владений и имел главной целью воспрепятствовать дальнейшему росту монастырских земельных богатств и выходу земель «из службы» и тягла.

Земельное уложение 1551 года влекло за собой известные ограничения в отношении некоторых категорий княжеско-вотчинного землевладения. Согласно приговору, князья Суздальские, Ярославские и Стародубские не могли отныне продавать и отказывать в пользу церкви свои вотчины без особого на то разрешения правительства. Земли, уже переданные монастырям «без доклада», подлежали конфискации и обращались в поместную раздачу. Частичным ограничениям подверглось также вотчинное землевладение князей Тверских-Микулинских, Белозерских, Рязанских (Пронских) и Оболенских, которым разрешалось свободно продавать свои земли в пределах уезда и воспрещалось без «царева ведома» продавать земли иногородцам или отдавать их в монастыри [364].

Земельное законодательство 1551 г. означало возврат к традиционной политике Ивана III и Василия III в вопросе о крупнейшем княжеском землевладении. В то же время оно весьма точно отражало взаимоотношения различных течений и группировок в правительстве и Боярской думе. В нем легко обнаружить тенденцию к ограничению привилегий Суздальской и прочей титулованной знати русского происхождения.

В то же время уложение вовсе не затрагивало удельных владений князей Бельских, Мстиславских, Воротынских и т. д., а также громадных земельных богатств старомосковского нетитулованного боярства, т. е. тех самых групп, которые доминировали в правительстве начала 50-х гг. и играли роль противовеса по отношению к многочисленным потомкам местных княжеских династий Северо-Восточной Руси.

Земельные законы, проведенные вопреки сопротивлению митрополита Макария и осифлян, усилили раздор между ближней думой и официальным руководством церкви.

Непосредственное влияние на последующие судьбы реформ оказал династический кризис, вызванный болезнью царя Ивана и попытками его двоюродного брата князя Старицкого оспорить право на престол пятимесячного наследника царевича Дмитрия.

События 1553 г. получили различную оценку и истолкование в работах таких исследователей, как С. Б. Веселовский, И. И. Смирнов, А. А. Зимин. С. Б. Веселовский подчеркивал, что основной причиной династического кризиса явилась будто бы сложность вопроса о престолонаследии, запутанного поспешными действиями советников царя. В глазах многих людей Захарьины были недостаточно авторитетны, чтобы предотвратить повторение боярской смуты, неизбежной при малолетнем наследнике. Таким образом, бояре, поддерживавшие Старицких, руководствовались не мятежным духом и не симпатиями к этим последним; «у некоторых, по крайней мере, бояр были соображения государственного порядка, а не только своекорыстные»; замечательно, что ни бояре, ни княжата не использовали кризиса, чтобы добиться уступок в своих сословных и классовых интересах, и князья и бояре — «все препираются и думают только о том, «кому служити» [365].