Эльвира Ватала - Великие рогоносцы

Очень болезненной и редко когда выдерживаемой пыткой была пытка прищемления пальцев. Брались две металлические пластинки, между ними помещали пальцы рук, все скрепляли болтом и били молотком по пластинке так, что часто кровь брызгала.

Ломать пальцы рук и ног было особенно популярно. Каждый мало-мальски начинающий подмастерье — палач учился прежде всего прищемлять пальцы. Это были азы. Посложнее пытки проводил искушенный палач с большой практикой. Они даже имя себе в истории заработали. Кто не знает Малюту Скуратова при Иване Грозном или палача Сансона, эпохи французской революции, который даже книжку на эту тему написал. Мы эту книжку, дорогой читатель, читали. Там бесстрастным, хорошо литературным языком, без лишнего красноречия и ненужных эмоций объяснено, как правильно пытать народ. Все виды пыток проклассифицированы. Пытки огнем, бичом и кислотами. Пытки механические. Четвертование, колесование, растягивание. Если в русском языке нет названий таких пыток, сохранено их французское название. Итак — каркан (не путайте с канканом) — это железный обруч или кольцо, которое надевается на голову наказуемого. Конечно, цель известна — плотнее сжать. Бичевание Сансон относит к жестокому и унизительному наказанию. Кнут с кожаными ремешками, пучок розг, тяжелая палка. Почему-то автор фундаментального труда о пытках не разграничивает степень боли при бичевании. По Сансону выходит, что одинаково больно. А вот наш Федор Достоевский абсолютно с этим не согласен. Он, когда был на каторге, прошел хорошую, к счастью, визуальную школу бичевания. У него один герой, Калмык Александр в его «Записках из Мертвого дома» со знанием дела рассказывает: «С пятисот, даже с четырехсот розог можно засечь человека до смерти. А свыше пятисот почти наверно. Тысячи розог не вынесет разом даже человек самого сильнейшего сложения. Между тем пятьсот палок и можно вынести без ущерба для жизни. Тысячу палок можно вынести без опасения за жизнь, даже не сильного сложения человек. Даже с двух тысяч палок нельзя забить человека».

Знал, что делал наш гуманный царь Николай I, когда проводил своих солдат сквозь «палочный строй». И что так сильно возмущался старичок Лев Толстой в своем «После бала»? Подумаешь, татарина сквозь строй повели. Не до смерти ведь его забьют. Не розгами ведь. Достоевского интересовали в этом бичевании два психологических аспекта: состояние жертвы и ее мучителя. Великий писатель задал себе труд расспрашивать многих «поротых» — какова собственно эта боль. «Жжет, как огнем палит», — вот и все, что я мог узнать, — пишет писатель. Мучители так энигматичны не были. У них на лице выражалась вся гамма их чувств, с преобладающим — садистическим наслаждением. «Я думаю, что в этом ощущении есть нечто такое, отчего у них, джентльменов, замирает сердце, сладко и больно вместе», — написал Достоевский.

Ведьм палками инквизиция не била. Чаще розгами, но не до смерти, пятьсот розог ни одна кандидатка в ведьмы не получила. Не особенно беспокоили ее и такими пытками, как клещевание. Этот инструмент скорее для мужчин применялся, женщин щадили. Точным, лаконичным бесстрастным языком Сансон, отличавшийся палач французской революции, рассказывает читателю, что это такое: «Клещи применялись для рук, груди и бедер: у несчастного при каждом прикосновении страшной железной челюсти вырывался из тела кусок еще трепещущего мяса, а Легри (племянник палача, его подручный) наливал в рану то кипящее масло, то горящую смолу, серу или расплавленный свинец, которые подавали ему другие помощники».

Ну чисто хирургическая операция в хорошей клинике: с хирургом, ассистентами и медицинской сестрой, подающей инструменты.

Привилегией клещевания пользовались те осужденные, которые покушались на монарха. И неважно, осуществили ли они свое намерение или нет. На примере Дамьяна, пустяшно ранившего французского короля Людовика XV, о котором мы писали выше, часто такие пытки были неадекватны поступку, если конечно вообще можно говорить о какой-то законности применения пыток. Кроме вливания в раны кипящих жидкостей всевозможного сорта от олова до серы, к покушавшемуся применяли процедуру сожжения его руки. Преимущественно правой, которой преступник ударил короля. Руку отрежут потом. Сначала ее будут мучить. Молча и даже с какой-то тоской смотрел Равальяк, убийца Генриха IV, как жгут обмазанную в смоле его правую руку, перед тем как ее отрубить и бросить в костер, а пепел развеять по воздуху.

Со знанием дела и эрудицией Сансон нам объясняет, «что такую „совершенную“» пытку как кол, совсем забыли, после семнадцатого века. Эта изощренная пытка, которую любил применять в России Петр I, после семнадцатого века ушла в область анахронизма, а бывало так ею гордились тираны — монархи и инквизиция, что даже к девушкам ее применяли. Сансон нас информирует, что к такой пытке «приговорили одну молодую и очень красивую девушку. Положив осужденную на живот, один человек садился на нее, другой держал ее за шею. Ей вставили в задний проход кол, который вбили посредством колотушки. Кол вкололи в землю. Тяжесть тела заставила его войти глубже и часто он выходил подмышкой или между ребер». Такую мучительную казнь-пытку применяла королева Фрегонда. Но почти через четыре столетия у Петра I кол стал очень популярной формой и пытки и наказания. Вспомним, что любовника своей первой жены Евдокии Лопухиной майора Глебова подвергли именно этой пытке, и он несколько дней, истекая розовой пеной, умирал на колу на очах своей жены, которая, не выдержав его мук, покончила с собой.

Такая пытка почти до девятнадцатого века применялась в Турции. Вообще если Запад тяготел к испанским сапогам и клещеванию, Восток — посадке на кол. Избежавший смерти от такой пытки один турок рассказывает: «Вы, может быть, не знаете, господа, что такое пика? Это заостренное оружие на верхушке наших миноретов, весьма похожее на стрелу громоотвода. Меня посадили верхом на такую острую пику, а чтобы я лучше сохранил равновесие и равномерно в нее входил, к каждой ноге привязали по два пушечных ядра. Сначала я почувствовал ужасную боль. Железо медленно впивалось в мое тело. И я бы погиб, если бы ядра не отвязались и с грохотом не упали у моих ног».

Железо не вошло турку в подмышки, его удалось спасти и это исключение, когда осужденному удалось избежать смерти.

Японцы и китайцы, известные своим мастерством владеть мечом, использовали его не только для борьбы с врагом, но и для смертной казни. О таком способе наказания описывает нам одна китайская проститутка, обслуживавшая «красную» гвардию. Всех осужденных посадили в яму, зарыли по горло землей и одетый в кимоно с широким поясом воин, танцуя и приплясывая, прыгал между этими головами и поочередно одним изящным движением меча сносил их. Ритуальный свой танец он закончил только тогда, когда последняя голова осужденного слетела с плеч.