Эльвира Ватала - Великие рогоносцы

Действия королев — «покорных рогоносиц» — непогрешимы, но какому монарху понравится этот вечный молчаливый упрек в навсегда печальных глазах? Особенно страдал от этого «истового» печального взгляда Карл IX, которым награждала его вечно молчаливая жена Елизавета Австрийская. Ни одного слова упрека, когда кроме многочисленных любовниц он завел постоянную фаворитку Марию Туше. Жена выбрала себе оружие против измен мужа довольно оригинальное — молчаливое терпение. Сам Карл IX говорил о своей жене, что это самая лучшая и добродетельная супруга на свете. Все во дворе ее любили за доброту и кротость. Кроме свекрови — Екатерины Медичи. Та терпеть ее не могла и не за то, что бесплодной оказалась, хотя, конечно, этот факт тоже не без значения для ее ненависти к Елизавете, но главным образом именно за ее добродетель. Подумать только, в самом развратном французском дворе, где «летучий эскадрон» Екатерины Медичи, собранный из ста пятидесяти красивейших амазонок, развратных красавиц, не брезгующих самыми низменными наслаждениями, цветет вот такой чистый цветочек, такая вот нежнейшая и чистейшая фиалочка в образе Елизаветы, жены Карла IX, и никакая дворцовая грязь к ней не пристает. Она живет в своем сонном мире молитв и внутренних медитаций и совершенно не понимает ни интриг двора, ни его распутства. После Варфоломеевской ночи, проснувшись утром, свежей, как роза, она, узнав, что замордовано двадцать тысяч гугенотов, принялась плакать и спросила невинно: «А мой муж знает об этом?»

Когда ей сообщили, что не только знает, но является инициатором и участником этой резни, Елизавета пуще прежнего принялась плакать и к богу обращаться: «О боже, пошли спасение души моему супругу за столь жестокий поступок». Мария Туше, к которой Карл IX очень даже привязался, а когда она родила ему сына, то вообще всех прочих любовниц оставил, сказала, увидев портрет Елизаветы: «О, эта жена мне совсем не страшна». Не соперница, мол, мне дама с таким добродетельным и постным лицом, от красоты которой веяло могильной святостью.

Писатели Дюма-отец, Бальзак, Проспер Мериме сделали из Марии Туше идеальную женщину, не стремящуюся ни к славе, ни к богатству и всем свои существом преданную Карлу IX. Это в корне неверно. И эта молодая «репка», как ее окрестили придворные, еще покажет свои алчные зубки при другом короле, Генрихе IV, когда ее сынок, прижитый с Карлом IX, вырастет и против короля пойдет.

Когда родился внебрачный сын у Карла от Марии Туше, Екатерина Медичи очень радовалась и постаралась, чтобы парламент дал ему титул графа Авенгерского. Мария же Туше получила прекрасный замок Белльвиль, вблизи того места, где Карл IX любил охотиться, а после охоты отдыхать в алькове своей любовницы.

Внешне жена Карла IX Елизавета намного красивее Марии Туше — вульгарной особы с такими же чертами лица. У Елизаветы прекрасные белокурые волосы, голубые глаза, средний, хороший для женщины рост и ангельское, вечно покорное выражение лица. И только портила ее несколько выпяченная нижняя «габсбургская губа» — характерный признак этой династии. Это знак австрийского дома. Эти губы имеют очень давнюю историю и идут еще от князей Бургундии. Вспомним, что такую губу имели Мария-Антуанетта и Мария-Луиза — вторая жена Наполеона Бонапарта.

Когда однажды Элеонора, сестра Карла V и жена Франциска I, прибыла в Дистон, чтобы увидеть гробы своих предков, князей Бургундских, она с удивлением обнаружила у всех выпяченную нижнюю челюсть. Елизавета, подобно Лукреции Борджиа, запретившей в своей Ферраре употребление румян и белил, тоже никогда не пудрилась и не румянилась. В этом отношении проявила волю и пошла наперекор диктату моды, а во всем остальном — покорная овечка, удел которой молиться и слезы лить, проклиная свою бесплодность. Один из героев Горького из пьесы «На дне» барон недоумевает, зачем же он родился? Чтобы только переодеваться? Следовало бы задать этот вопрос и Елизавете: зачем она существовала на свете французской королевой? Чтобы только плакать и молиться? Даже когда умрет ее муж Карл IX, жизнь ее ни на йоту не изменится. Те же слезы и молитвы. Только теперь она будет спать со служанкой в одной комнате, а чтобы ее не обвинили в нарочитом и фальшивом усердии в служении богу, молилась ночами, тайком от всех, долгие часы простаивая на каменном полу. Знаете, дорогой читатель, был такой римский папа, мы не очень помним из какого века, знаем только, что он в Ватикане построил себе грот и день и ночь там молился, а когда его отвлекали для решения государственных дел, очень злился, что его отстранили от бога. Моление ему заменяло все: женщин, удовольствия, чревоугодие и сотни других удовольствий, которым без пардону предавались римские папы. Как можно дойти до такого дикого фанатизма, объяснить трудно, только действительно такие люди чувствуют себя счастливыми, никогда не болеют, не страдают черной меланхолией — бич всех времен и народов всегда благодушны, умиротворенны, добры и освящены какой-то высшей благодатью, что ли? Елизавета ничего в жизни, с нашей точки зрения, радостного не зазнала. Она же считала иначе, и радостная и умиротворенная тихо умерла в молитвах, молясь за спасение души своего грешного мужа.

Все эти «покорные рогоносицы», дорогой читатель, на одно лицо, с совершенно одинаковыми чертами характера. Точно природа-матушка, не желая изворачивать свою фантазию в индивидуальных поисках героини, взяла и создала одну стереотипную модель покорной королевы, переносящей измены мужа со стоитским спокойствием и на коленях в молитвах, к богу обращенных. Все здесь следует одному жизненному принципу: любовные услады мужу-королю, мне слезы и молитвы.

Вот Луиза Лотарингская — жена французского короля Генриха III, который после смерти своего брата Карл IX, оставив Польшу, Францией править стал. Красивая, кроткая женщина, и даже внешне на Елизавету похожа. Те же печальные кроткие голубые глаза, те же роскошные белокурые волосы и та же бездетность. Только здесь бездетность иного порядка — ее муж, французский король Генрих III, гомосексуалист. Ну не «чистой воды», правда. У него в молодости были любимые женщины, и даже безумно любимые. Одной такой, Марии Клевской, вышедшей замуж за Конде, он из Польши письма кровью собственной писал. А когда она умерла во время родов (ребенок от мужа), Генрих III чуть ума не лишился. Несколько дней не пил, не ел, закрывшись в своем апартаменте, дико стенал, небо проклиная, забравшее у него любимую. Потом маленько от неземной любви к женщинам остыл, на молодых людей перекинулся. И эти, как их называли, «миньоны» была своего рода привелигированная каста опричников, времен Ивана Грозного: все им разрешалось и любое преступление им прощалось. Что мог дать Генрих III своей супруге Луизе? Исполнял с успехом роль ее камеристки почище парикмахера, в ее волосы вплетая искусно жемчуга. В лобик целовал, она его чело гладила. Иногда Екатерина Медичи заставала своего сына, державшего на коленях Луизу и деликатно ее целующего. И все! На большее король был не способен. А эта «покорная рогоносица» вместо того, чтобы следовать совету свекрови и заплодниться от смазливого пажа, дав таким образом Франции дофина, с негодованием сие предложение отвергла, начала часами простаивать на коленях в молитвах и слезах. Ну чем не двор Елизаветы, жены Карла IX? «Я глубоко уважаю свою жену», — говорил король. Но разве ей достаточно, молодой жене, одного уважения? Но «покорные рогоносицы» даже и не помышляли о прелюбодеянии. И напрасно Екатерина Медичи втолковывала невестке такие вот истины: «Помните, сын королевы, чьим бы сыном он ни был, всегда будет дофином, тогда как сын фаворитки никогда им не станет».