Эльвира Ватала - Великие рогоносцы

Квартет — это, конечно, хорошо, но кровосмешение еще лучше. Не правда ли? Особенно для слишком требовательных и сексуально «обытых» партнеров. «Казиродство» в Древнем Риме здоровый перчик в сексуальные сношения вносило. Недаром Нерон какое-то время любил спать со своей матерью Агриппиной, да и та от этих услуг не отлынивала, а когда опостылела Нерону как женщина, да и совесть его начинала мучить, Агриппина сознательно поила сына вином, обнажала грудь и по-матерински давала ему ее пососать, постепенно возбуждая в нем нужные ей чувства. Калигула, дефлорировавший двух сестер, среди них и Агриппину, будущую мать Нерона, выслал их на необитаемый остров, поскольку наслаждения, получаемые им от Друзиллы, младшей сестры, были так ни с чем не сравнимы, что услуги первых насмешкой выглядели. А с Друзиллой Калигула начал жить как с женой, отстранив ее законного мужа, а когда она умерла, объявил государственный траур и построил ей мавзолей. Словом, Казанова, не дурак был, и в смысле сексуальной испорченности мало чем от римских императоров отличающийся, решил тоже вкусить «запретный плод» кровосмешения.

Правда, потом канючить перед читателем начнет: дескать, не виноват я, дорогой читатель, в столь тяжком грехе, по незнанию это вышло. Столько детишек наплодил в своих бродяжьих «экскурсиях», что поди разберись, его это дочь или проститутка какая. Ну эта семнадцатилетняя красавица Леонильда проституткой, правда, не была. Она была содержанкой богатого маркиза князя Маталона, но не подумайте чего дурного, чисто для платонических утех он ее держал, поскольку князь был хроническим импотентом и девицы были только для «щупанья». Жена об этом знала и никогда по отношению к супругу ревности не выказывала. И Казанова об этом знал. А приходил к девице в ее салон, состоящий из красивых комнат в венецианском духе и с порнографическими картинками на стенах исключительно в делах интеллектуальных. Ну там о философии немного потолковать, оду какую девице прочитать, поскольку она дюже образованной была и даже наизусть басни Ла Фонтена знала и всегда их очень кстати и остроумно применяла. И вот в первый раз жизни наш Казанова влюбился так, что готов жениться на девице, а не так как раньше бывало: «сделал дело, убегал смело», а тут дело даже не началось еще, и он убегать не собирается. Вызвали мать Леонильды, чтобы по-христиански, по-божески, благословление ее принять. А мать ее, как вошла в комнату, Казанова так и обмер: перед ним очутилась его бывшая любовница Лукреция, которую он в свое время беременной оставил, а Леопольдина, значит, его дочь! Афронт полный, Казанова в расстроенных чувствах, а благородный князь, который только для проформы любовницу держал, чтобы его громко в импотенции не обвиняли, знаете, как раньше делалось повсеместно: чуть неудача у мужчины с половым органом, он берет себе молодую любовницу, для «щупания», и радуется, что утер обществу нос и никто его в половой немощности обвинить не может. Римский кардинал Бернис даже несколько этот процедер расширил: у него была девочка для мнимой любви, а проститутки и монашки в его дворец приглашались исключительно для разнузданных оргий с гренадерами сильными, и кардинал на этом спектакле совокупления тел был внимательным зрителем.

Ну, словом, за неимением иной возможности, князь Маталона разрешил, чтобы Казанова занялся любовью не с дочерью, а с матерью, так сказать, продолжение следует. Дочь вызвалась помогать в этом трудном деле (телеса у матери уже не те, не очень Казанову соблазняют). И как нам описывает энигматично сам Казанова, услуги дочери были на высшем уровне: она помогла и матери оргазм получить и отцу во время салфетку подстелила куда следует, но только не туда, чтобы еще одна дочь родилась. И после этой маленькой оргии все в приятном расположении духа разъехались. И вот через несколько лет Казанова, уже изрядно потрепанный жизнью и еще более обнищавший, встречает эту самую свою дочь Леонильду уже в качестве богатой маркизы за маркизом-импотентом. Ну, на этот раз отец постарался оказии не упустить, забрался на дочь без всяких там ненужных фанаберии и угрызений совести и через девять месяцев родился у Леонильды сын, который получил сразу два звания: сына и внука при одном отце.

Казанова, надо вам сказать, дорогой читатель, был любовником исключительным. Это вам не садизм и грубость маркиза де Сада или там аномалии Мазоха! У него все чинно и прилично. Ни одна покинутая им любовница на него не жаловалась и обиды не держала. А одна даже отдала ему обратно через десять лет подаренные им когда-то драгоценности, так растрогалась его нищенским сюртуком. Казанова всегда любую женщину одарял королевским вниманием, а своей служаночке-мещаночке, которая под конец его семидесятитрехлетней жизни почти что женой ему будет, всегда ручки целовал, подарки дарил, и закрыв глаза от обилия явной лести, которую сам с трудом выдерживал, комплиментами одаривал. И женщины его безумно любили, но он их безумства принимал спокойно и с прохладцей, легко оставлял, легко сходился и душевными муками не мучился. Кроме одного раза. И тут мы приближаемся вплотную к нашей главе, в которой причисляли его к «зависимым рогоносцам». «И на старуху находит проруха». Казанова начал терпеть истинные танталовы муки. Но если лидийский царь был осужден на вечные муки голода и жажды, то Казанова на любовный муки. И от кого же? От маленькой дешевенькой проституточки. Почти четверть книги своих воспоминаний он посвящает невыносимым издевательствам, которым в тридцатисемилетнем возрасте был подвергнут этой самой семнадцателетней Марианной Харплтон из Лондона. Беспардонно забирая у Казановы все деньги, без конца одаряемая подарками, эта девица вытянула из известного писателя, написавшего к этому времени уже пять романов и два десятка комедий, не только сребреники, но и все нервы. По ночам он не спит, днем страдает, везде Марианну ищет, а она с другими любовниками время проводит, никому в любовных ласках не отказывая, кроме Казановы. «Проституток Казанова знал много, но Такой!» — красноречиво восклицает его биограф.

В самом деле, где это видано, чтобы проститутка, получив деньги, до любовных утех клиента не допускала. Что только не придумывал Казанова, чтобы ее заполучить. Ничего не вышло. Приглашает он ее, скажем, в отдельный, уединенный ресторанный кабинет, который в те времена «домиком для удовольствий» служил, и только намеревается с Марианной уютно на диванчике расположиться, глядь, а за нею шнуром тянутся три подстарелые тетки, а за ними три здоровенных мужика, и всех Казанова корми ужином, и довольствуйся вместо плотских утех поглаживанием по головке своей возлюбленной. Ну, словом, терпел-терпел этот «зависимый рогоносец» танталовы муки, не выдержал. Отомстил. Страшно. Он на дверях ее дома повесил табличку и на ней написал огромными черными буквами: «Марианна еще большая курва, чем ее мать!»