Сергей Баленко - Афганистан. Честь имею!

Вот как прикинешь, сколько на гражданке времени убил зря…»

«Я еще не так на своих одногодков обижаюсь, — скажет он по другому поводу, — то пьянка, то гулянка. Вот такие пироги». А теперь — никакой обиды на комбата, что гоняет их по горам в минуты вынужденного безделья.

«Я здесь дурака не валяю, — это уже из письма брату. — Это не Союз и даже не такие войска, которые занимаются караулом, парадами и „бездельем“ Мы тут на одном месте долго не сидим. Сегодня опять выезжаем в „командировку“».

Ему везло на комбатов. Комбат Григорий Быков был его «батяней» в Афгане. Журналист «Правды» В. Верстаков отразил атмосферу боевой сплоченности и добротной нравственной основы солдат и офицеров этого батальона в очерке «Очень долгая ночь» (17 и 19 января 1986 года). Очерк появился ровно за три месяца до гибели Владимира Лысова. И хотя его имя не упоминается журналистом, мы знаем, что он был в этой «командировке», когда всю эту «очень долгую ночь» шел слепой бой в кромешной темноте. И в этой обстановке, ориентируясь по всполохам взрывов и огненным трассам пулеметов, слушая четкие, «без посторонних примесей» краткие фразы в шлемофонах, весь личный состав боевой группы чувствовал себя единым организмом.

«Обыкновенный русский пацан» мужал там «не по дням, а по часам». Журналист в том очерке замечает: «Те неминуемые перемены, которые происходят в характере и личности солдата и офицера за год‑два особо сложной, порою опасной жизни, размашистому обобщению не подлежат. По‑моему, чем человеку труднее, тем он больше становится самим собой, а не кем‑то другим».

Володя становился самим собой: «Я приду, буду тебе помогать по хозяйству, — пишет он брату. — Ведь я из армии приду не таким шалопаем, каким был до армии. Гонял только на мотоцикле, без всякой причины жег бензин, да шатался с друзьями или водку пил. Теперь у меня на это все взгляды другие».

Столько было наговорено и написано про «дедовщину» в армии, что брат Анатолий в одном письме тоже не удержался — напомнил, что в оставшиеся полгода службы Володя, наверное, стал «дедом».

«Ты пишешь об этих „дедовских“ полгода, — отвечает он. — Насчет этого ты не беспокойся. Я молодых не обижаю, они и без меня здесь узнают, что такое армия и что такое служба в спецназе. Тут и без этого есть много шансов залететь».

Вот так быстро повзрослел и помудрел наш «пацан».

Закончим это памятное слово о Лысове Владимире Ивановиче выдержкой еще из одного письма. Через год после его гибели комбат Григорий Быков узнает, что на его могиле нет памятника, а местные власти проявляют к этому бездушное отношение. И вот в адрес властей он пишет: «Мне непонятно, кто стоит у власти в городе Новотроицке, если подобным образом относятся к памяти павших воинов‑интернационалистов. Владимир Лысов погиб у меня на глазах. Он был отличным солдатом. Когда обкуренные душманы рвались к моему командному пункту и начали нас закидывать гранатами, он не стал отсиживаться за чужими спинами, бросился вместе со всеми в контратаку и погиб.

Я считаю, что такие люди достойны того, чтобы их имена носили самые красивые улицы городов. А у вас на глазах над их памятью надругаются охамелые обыватели, которые „кормят“ родственников погибшего только обещаниями.

Если этим чиновникам некогда лично заняться этим вопросом, то я обещаю вам найти время в своем отпуске, заехать на могилу Володи и разобраться на месте». (И разобрался.)

Побольше бы таких «батянь‑комбатов»!

К вышеприведенным кратким биографическим данным надо хотя бы так же коротко добавить: Виталий Репетей рос с трех лет в так называемой «неполной» семье, воспитывался мамой, Раисой Герасимовной, учительницей биологии; учился хорошо, увлекся биологией, поступил после школы в Дальневосточный университет, проучился три курса; преподаватели отмечали его дар исследователя, пророчили ему научное поприще, а он прервал учебу, добровольно ушел в Афганистан и погиб. Такова «добавочная» его краткая биография.

Личность неординарная. Недаром и сразу после гибели, и десять лет спустя и дальневосточные, и хабаровские газеты посвящали ему обширные очерки, пронизанные искренним журналистским восхищением обликом этого обаятельного хабаровчанина. Любой из этих очерков можно было бы целиком взять в нашу книгу. Но, поскольку все они основываются на письмах Виталия, представляем читателю сам первоисточник. Его письма маме, родным, друзьям, предназначенные для межличностного общения, сегодня читаются как глубокое философское осмысление мира, себя в этом мире, своего предназначения. Осмысление эпохи.

«Настоящий пессимист — человек убогий и жалкий. Разве про меня такое скажешь? Просто после бури я очнулся на высокой скале, почесал затылок и увидел, что все окружение — штука серая, поэтому со мной моим коллегам скучно. Теперь — четко. Со мной красивые и сильные люди, есть работа. Только отчего я не тороплюсь опять стать таким, как они — сытым и довольным? Стать спокойным, сильным и добрым — вот моя цель. Пусть чаще терзает голод до людей, до дела, до жизни».

«Сейчас кончаю курсы водолазов‑профессионалов, подтягиваю „хвосты“ и прочее… Суеты — как всегда в университете…»

«Как служба? Связь в проводах не путается? Если кеды сносил, мы с Ткачом сбросимся, купим. Не мерзнешь там? Недавно нашел фото, где ты крупным планом сгущенку цедишь такой тоненькой струйкой. Сейчас, наверное, перловка круглосуточно? Ну, да это еще не труба, труба, когда чужие пирожки кушаешь где‑нибудь в „ученом“ обществе да еще жалуешься, что мяса мало, а повидло в другую дырку выдавилось».

«У меня тут, как у „маркизы“, — все хорошо, все хорошо! Стипендию получаю, не голодаю, учеба особо не донимает. Три дня по вечерам на мясокомбинате вкалывали. Мясо носил. Руки крепкие стали, болят только. Денег нет, но и нужды в них особой тоже нет».

«Почему для разных людей — разные границы равнодушия и подлости, справедливости и прямоты? У кого учимся таким вещам? Можно жить не только в грязи и нищете, но даже среди кучи импортного барахла и таких же душ, но при условии, что ты ориентирован так, как надо и — очень важное, но очень трудное условие! — умеешь ходить по объективной реальности. Самое главное — идти. И жить с пользой».

«Надо быть, вероятно, сильным, добрым и умным. Не спать, не жрать грамма лишнего, не перекладывать ни грамма своего груза на чужие плечи, пока не убедишься в их силе: глаза и душу держать как можно шире. И не расслабляться».