Алексей Дмитриевский - Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандриата Макария (Сушкина)

Но если это одна из этих обителей, которая сан-стефанским трактатом превращается в русскую, хотя уже доказано пространными и неопровержимыми доказательствами, как и какими средствами проползли в оную шайки русских монахов, – какие же это другие два монастыря, принадлежащие монахам русского происхождения?

Разве, может быть, скит св. Андрея, принадлежащий Ватопедской обители, и скит пророка Илии, исключительно русскими населенный и принадлежащий Пандократору? Но § говорит о монастырях, а не о скитах . Мы не верим, чтобы русский уполномоченный не знал различия между монастырем и скитом. Но здесь-то, видно, и скрывается все искусство стратегической штуки, которою граф Игнатьев, пользуясь неведением подобных вещей уполномоченного Высокой Порты, захотел одним выстрелом убить две дичи: возвести скиты в монастыри и их же, как принадлежность русскую, утвердить. Следовательно, план, коего добивался бывший при Высокой Порте посланник, избранием Макария, Патриарха кир Иоакима и возведением, – чего всякими способами добивались, но не успели, – дикея скита св. Андрея в игумена при Патриархе блаженной памяти Анфиме из Ефеса, – как видно достиг полнейшего успеха. Русское господство над Афонской Горой в непродолжительном времени будет полнейшее! Иначе невозможно объяснить 22 § Сан-Стефанского трактата, касающегося афонских монастырей». Далее названная газета советует Патриархии обратить серьезное внимание [224]на это «явное попрание церковных и народных прав», «ввиду критического положения, окружающих обстоятельств», работать «с благоразумием даже и с достоинством нации честолюбивой и клиру, понимающему высокую свою миссию», а для сего созвать «великое народное собрание, которое рассудит, что должно делать». В частности газета предлагает сочинить и подать протест европейским державам о присвоении афонских монастырей, подчиненных только неоспоримому господству Вселенского Патриархата» [225].

Создатель новой Болгарии генерал Игнатьев, пишет по поводу той же XXII статьи «Νεολογός», почитая полуостров Халкидики спицею в глазах Болгарии, несмотря даже на то, что он совершенно отделялся от материка, нашел средство и его ославянить, определяя в трактате русское покровительство над членами Русской Церкви в Афоне и химерические, никогда не существовавшие права русских обителей во Святой Горе. Лихорадочное это нетерпение генерала открыло свету, что он за человек и что это за цели, к коим стремились все те в Константинополе махинации, которые называются «болгарский вопрос» и «вопрос обители св. Пантелеймона» и к «которым были притянуты иные как жертвы, а иные и преступно участвовали в оных» [226].

С такой узконациональной, враждебной точки зрения посмотрели на XXII статью Сан-Стефанского договора греческие газеты, всегда стремившиеся отстаивать никем и никогда не попираемые права эллинизма и Греческой Церкви и всегда до крайности враждебные и пристрастные к болгарам и ко всему тому, что может поднять их политическое значение в глазах Европы. Но иначе и весьма широко понял значение этой статьи известный английский дипломат маркиз Солсбери, усмотревший в ней нарушение международных отношений и интересов европейских держав, заинтересованных во всех частях Оттоманской империи. «За этим (т. е. после забот о населении Фессалии и Эпира) следуют, – пишет он в своей циркулярной депеше от 1 апреля (по новому стилю) 1878 года, – обязательства для покровительства членам Русской Церкви, конечно, не менее ограниченные в своем объеме, чем те статьи Кайнарджийского трактата, на коих основались притязания, упраздненные в 1856 году. На подобные уговоры не могут посмотреть с удовольствием ни греческое правительство, ни державы, для коих все части Оттоманской империи суть предмет общего интереса. Общим последствием этой части трактата будет усиление могущества Русской Империи в странах и на прибрежьях, где господствует греческое населенье, не только к ущербу этой нации, но и всякой страны, имеющей интересы на востоке Средиземного моря » [227].

Неудивительно, что такое понимание статьи XXII прелиминарного мирного договора вызвало со стороны нашего покойного канцлера князя Горчакова опровержения пункта за пунктом в особом «циркуляре российским послам в Берлине, Париже, Лондоне, Вене и Риме от 28 марта (9 апреля) 1878 года», или вернее в особой к нему «промемории». Из 12 пунктов «промемории» 7 пункт особенно важный и гласит так: «Следующее условие, относящееся до покровительства членам Русской Церкви, было понято весьма худо, если его уподобляют договору Кайнарджийскому, отмененному в 1856 году. Условие Кайнарджийское относилось до православного греческого исповедания и могло распространяться на всех подданных султана, исповедующих эту веру; Сан-Стефанский же договор упоминает исключительно о монашествующих духовных лицах и паломниках русских и русского происхождения и устанавливает в их пользу лишь те права, выгоды и преимущества, которые принадлежат духовным лицам других народностей.

После этого нельзя признать справедливым утверждение, что совокупность сан-стефанских постановлений способна и увеличить могущество Российской Империи в странах, где преобладает греческое население в ущерб этого народа и всех стран, имеющих интересы на востоке Средиземного моря » [228].

Но несмотря на столь категорическое опровержение неправильного понимания XXII статьи Сан-Стефанского трактата, английские дипломаты остались при своем прежнем понимании ее. Поэтому в заседании [229]4 июля (по новому стилю) 1878 года Берлинского конгресса рассмотрение упомянутой статьи началось с того, что лорд Солсбери прочитал предложенные на рассмотрение конгресса изменения этой статьи на следующие пункты:

1) «Все жители Оттоманской империи в Европе, какова бы ни была их религия, будут пользоваться полным равенством прав. Они будут допускаемы ко всем общественным должностям и почестям и будут принимаемы во свидетели пред трибуналами».

2) «Все исповедания будут пользоваться полною свободою; ни иерархическая организация различных общин, ни отношения их к их духовным вождям не должны встречать никаких стеснений».

3) «Духовные лица, богомольцы и монахи всех национальностей, путешествующие или проживающие в Европейской и Азиатской Турции, будут пользоваться полною свободою прав, преимуществ и привилегий».

4) «Право официального покровительства признано за дипломатическими представителями и консульскими агентами держав в Турции, как относительно означенных лиц, так и их владений, заведений религиозных, благотворительных и иных во святых местах и вне их».

5) «Монахи Афонской горы сохранят свои владения и прежние преимущества и будут пользоваться безо всякого исключения полным равенством прав и прерогатив».