Алексей Дмитриевский - Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандриата Макария (Сушкина)

Касательно же заявления вашего правительству афонских письменных сношений вы хорошо знаете, что и Св. Синоду и правительству известно о наших письменных сношениях с родными и благодетелями нашими, а также и то, что единственный способ существования и выполнения жизненных потребностей афонским обитателям есть боголюбезные дары России. Всякий человек, и менее вас обладающий нравственными силами, может легко нанести искушение, но что же затем? Сделанное добро похваляется всеми. Если скитские отцы сделали не хорошо, то чем же причиною другие сотни людей, могущих потерпеть неприятность и потому скорбеть и лишиться насущного хлеба? Аще благоугодно вам, приимите наш совет такой, что вам необходимо ближе ознакомиться с настоящим положением наших дел, а для сего, если Господь восхощет и живы будем, вам нужно прибыть сюда. Итак, с Божиею помощию, проведши зиму, после Пасхи или к Пасхе пожалуйте к нам на Святую Гору. Разумеется, при этом вы заручитесь чем-либо от нашего посольства в Константинополе и тогда, может быть, что-либо и можно будет устроить. Не отрицаем, что все приверженцы покойного старца с радостию согласятся на перемену, но, если поступить безвременно, то вся тягость и ответственность в этом деле падет на них, а они уже и так перенесли много скорбей, а пущенный слух и разговор о перемене о. Андрея много уже наделали им вновь скорбей, о коих, вероятно, уже сообщил вам о. Иннокентий. Считаем не лишним заметить, что с мнением нашим вполне согласен и о. Иннокентий. Кроме того, малейшая попытка к поколебанию установившегося покоя скита отзовется неблагоприятно и на вещественном его достоянии, ибо со стороны о. Андрея и прочих это будет признано как бы покушением на их власть, и они станут ее защищать и отстаивать, разумеется, платя за поддержку оной кому следует» [242].

Ублажая всячески задетого за живое сильного эпитропа, готового ради своего самолюбия не пощадить и всю Афонскую Гору, доказывая ему бесполезность и несвоевременность всяких перемен в Ильинском скиту, ввиду установившегося в нем обычного течения монашеской жизни, старцы Руссика не забывали и о том человеке, который более прочих и совершенно незаслуженно пострадал и никак не мог теперь примириться с установившимся порядком жизни в нем. Ценя заслуги о. Иннокентия для Ильинского скита и хорошо понимая, что пока не будет ублаготворен и успокоен этот человек, за прочность нынешнего порядка и за спокойствие в скиту нельзя поручиться, о. Иероним при первом удобном случае через одного монаха скита дал совет о. Андрею примириться с о. Иннокентием и, если то возможно, возвратить ему то положение в скиту, какое он с честию занимал целых 21 лет. О. Андрей с любовью принял совет мудрого старца и поспешил его же самого поставить судиею тех недоразумений, какие произошли в скиту между о. Иннокентием и им. «Отеческая ваша и любоисполненная попечительность, – писал о. Андрей к о. Иерониму, – благоволит оказывать в нашей неопытности предосторожность, а тем более ограничить в обители мир и согласие, с тем, чтобы поставить в первобытную должность о. Иннокентия и проч. и тем нам сохранить единение духа в союзе мира, но мы с покорностию просим вашего благоволения принять ваши меры на рассмотрение и оценить их верность к святой обители посредством сих переписок, премудрости исполненных [243]; а к тому и причины удаления их от должности не от меня одного, но от общего согласия всего братства, не соизволяя его ни к какой должности по причине противности его и по общему распоряжению. За то предлагаем оные переписки вашему духовному рассуждению – принять оный благословный труд и дать нам совет по вашему отеческому рассмотрению, и мы будем ожидать со всепокорною преданностию вашему высокопреподобию вашего ответа, принимая на себя долг послушания, если он послужит равно всему согласию братства, принять старческое благоволение с целованием» [244].

На этот вызов отцов Ильинского скита о. Иероним не замедлил дать ответ, в котором обстоятельно и откровенно высказал свой взгляд на происшедшие события и на личность о. Иннокентия. «Случайно мы, – писал о. Иероним, – завлеченные в дела вашего скита, много и незаслуженно пострадали и за то собственно, что мы истинно желали добра скиту св. пророка Илии и всеми силами еще сейчас по смерти старца желали вам мира и любви с о. Иннокентием. И кто весть? Быть может, по услышании вами нашего совета вы бы примирились с о. Иннокентием и тогда же бы мог утвердиться порядок, которого вы достигли чрез ужасные скорби и душевные потрясения . Но Господу, видно, угодно было, чтобы вы прошли чрез горнило скорбей. Справедливо, что переписка о. Иннокентия для вас должна казаться неправильною и тяжелою, но поставьте себя на точку о. Иннокентия. Я не хочу защищать его (скорее я мог бы пользоваться временем, по-человечески судя, отплатить о. Иннокентию за некоторые противодействия обители во время некоторое), но, по совести моей, скажу вам: не должно вам и всей обители вашей забывать деятельности и двадцатишестилетних трудов о. Иннокентия для пользы скита. Возьмите его нравственную сторону: ведь одно слово его согласия могло поставить его иеромонахом, игуменом обители вашей еще при старце, ибо этого желали старец, монастырь и архимандрит Климент , но он устоял против этого, сознавая себя недостойным. Следовательно, нужно оценить достоинство человека. Теперь же ведь он желает участвовать в трудах ваших, как при покойном старце. Скажу откровенно, при его благоразумии и сметливости , вы многое найдете для скита полезного, и, конечно, состоя в вашем к нему доверии и расположении, он никогда не захотел бы вести своих переписок. Как человек, он чувствует себя оскорбленным, обиженным и презренным , а последнее, по немощи человеческой, и заставило вести оную. Это-то меня и заставило сказать вашему монаху о успокоении о. Иннокентия, чтобы таковым поступком вам самим и всему обществу быть спокойным или, как видно из копии писем, что он желает иметь для успокоения своего келлию вне обители [245], дайте ему – лишь бы не нарушался ваш порядок . Что же касается до письма о. Макария, то успокойтесь: письма наши к Гладкову есть ничто более, как прошение, чтобы не разрушился заведенный теперь порядок , и прошение продолжения оного. Сам о. Иннокентий свидетельствует в одном из писем к Гладкову, что мы более не взойдем в дела вашего скита, да поистине мы не находим времени свои дела производить как следует, а не только о посторонних толковать. Подтверждаем и вам, если я выразился несколько в пользу о. Иннокентия, то это более ничто, как желание вожделенного мира в обители вашей, о чем просим и молим Господа и Пречистую Его Матерь» [246].