Валерий Шамбаров - «Пятая колонна» Древней Руси. История в предательствах и интригах

Многие несчастные укрылись в Глушицкой обители у св. Григория Пельшемского, рассказывали о кошмарах. Преподобный написал Шемяке, увещевал прекратить бесчинства. Но князя его обращение привело в бешенство, он велел схватить св. Григория и сбросил с высокого моста. Василия Темного на некоторое время отвлекли набеги татар, но в январе 1452 г. на Шемяку выступила большая рать. Разношерстные отряды мятежника разметали без всякого труда, покарали племя кокшаров. Но предводитель опять исчез в лесных чащобах и вынырнул в Новгороде.

Неизвестно, как долго продолжалась бы эта свистопляска, сколько еще жертв унесла бы. Но вмешались… женщины. Мать государя, Софья Витовтовна, оставалась «железной» дамой, строгой и властной. Она многое пережила: войны, нашествия, смерть мужа, плен и ослепление сына, сама побывала в ссылках. В почтенном возрасте сохраняла острый ум, твердую волю. Вмешивалась в политические дела, у нее имелся собственный штат надежных слуг – дипломатов, шпионов. Таким же образом свекровь воспитала невестку, великую княгиню Марию Ярославну.

Летом 1453 г. Софья слегла, готовилась отойти в мир иной. А лучший из ее агентов, дьяк Степан Бородатый, отправился в Новгород. Кто послал его? Решила ли Софья напоследок помочь сыну и Москве? Или действовала уже Мария, к которой перешли слуги свекрови? У нее с Шемякой были особые счеты. Она не забыла, как рожала в тюрьме младенца Андрея, как мучилась, не зная, долго ли будет прижимать к груди ребенка. Или завтра их запихнут в мешок и опустят в речную тину? Согласовали ли женщины свой шаг с Василием Темным? Или предприняли его на свой страх и риск? История об этом умалчивает.

Ну а Бородатый прекрасно знал новгородскую знать. Обратился к здешнему лидеру, посаднику Исааку Борецкому. Это был отнюдь не друг Москвы. Напротив, ярый сторонник Литвы и Шемяку поначалу поддержал. Но уже становилось ясно, что мятежник исчерпал свои возможности. Разбойник, не более того. Он стал помехой для всех. Не только для примирения с великим князем, но и для наведения мостов с королем Казимиром. Полезнее было от него избавиться. Бородатый через Борецкого нашел подходящего исполнителя из шемякиных бояр. Позвенел деньгами, поманил – не надоело ли скитаться по чужим углам и дебрям? Через боярина подкупили княжеского повара Поганку… Вдовствующая великая княгиня Софья Витовтовна 5 июля рассталась с бренным миром. А в Новгороде в этот же день Шемяке приготовили курицу с мышьяком. С отравой рассчитали не совсем точно – князь был крупным, здоровым, не сразу помер. Болел 12 дней, но все же скончался.

Что ж, Василия Темного вряд ли можно было обвинить, что он не старался по-христиански наладить отношения с двоюродным братом. Сколько раз прощал! Даже собственное ослепление простил. Не он сделал Шемяку врагом и изгнанником, отлучил от Церкви. И не митрополит отлучил! Брат отлучил сам себя, демонстративно преступил все обеты, постановления церковных соборов. Святитель Иона даже запретил поминать его в храмах, и большинство священников согласились с ним. Возразил лишь один игумен, св. Пафнутий Боровский, в своем монастыре велел молиться об упокоении души князя. Узнав об этом, св. Иона рассердился, вызвал игумена в Москву и даже заключил в темницу. Но св. Пафнутий добился, чтобы разбирательство было вынесено на публичный суд перед лицом великого князя. Смело и аргументированно оспаривал указание Ионы, и святитель признал, что был не прав, попросил у него прощения. Что бы ни натворил человек, но осудить или помиловать его душу, решает Всевышний. Не нам, грешным, определять Его волю…

Мы уже рассказывали, насколько пагубными стали для Византийской империи увлечения «западничеством». Она разрушала сама себя. Ради эфемерных политических выгод и европейского «престижа» цари склонялись даже пожертвовать Православием. И даже нашествие крестоносцев не образумило их. В 1274 г. Михаил Палеолог заключил Лионскую унию. «Уния» значит «объединение». Но речь-то шла не об объединении, а о подчинении греческой церкви Римскому папе. Результаты оказались совершенно катастрофическими. Уния обернулась для империи внутренним раздраем и смутами, поссорила ее с Болгарией, Сербией, Русью. А европейцы помогать грекам даже не думали.

Сын Михаила Андроник II пробовал исправить то, что натворил отец, расторг унию. Но империя продолжала скатываться в упадок. Ее сотрясали то вражеские вторжения, то гражданские войны. А земли, опустошенные самими же византийцами, начали постепенно заселять турки. Сперва осваивали восточные окраины, потом переправились через Дарданеллы, стали по-хозяйски устраиваться на Балканах. Громили и покоряли местные народы. Но у византийцев воевать с ними оказалась уже кишка тонка. Они согласились числиться вассалами султана, платить дань, без сопротивления уступали те или иные районы – и захудалый греческий городишко Адрианополь превратился в процветающую султанскую столицу Эдирне.

Нет, потомки граждан великой и славной империи отнюдь не смирились с нынешним незавидным положением. Но на собственные силы больше не рассчитывали. Вели переговоры о помощи в Риме, в западных королевствах. При этом неоднократно поднимался вопрос о передаче Православной церкви под эгиду папы. Хотя реальные последствия подобных связей получались плачевными. Сговаривались-то против турок! Они узнавали. Колотили западных рыцарей, лезших на Балканы. Но доставалось и византийцам. Их прижимали все крепче, отбирали последние клочки земель.

В 1422 г. султан Мурад очередной раз осаждал Константинополь. Все-таки согласился помиловать за увеличение дани. Однако императора Иоанна VIII обретенное спасение не удовлетворило. Сегодня помиловали, а завтра? Он покатил с дипломатическим турне по Европе. Посетил Венгрию, Рим, Венецию, Милан, призывал спасать Византию. Папа Мартин V и германский император Сигизмунд в принципе не возражали. Но выставили прежнее условие – унию. Подписали соглашение, что католики в ближайшем будущем подготовит собор, и Иоанн VIII передаст им Православную церковь.

По ряду причин такой собор удалось созвать только в 1431 г. в Базеле. Туда прибыла делегация от Константинопольской патриархии, особенно выделялся игумен Исидор. Он был ярым сторонником унии, умел преподнести себя и даже лично подружился с папой Евгением IV. Но в Базеле разгорелся нешуточный спор среди самих католических иерархов. Чья власть выше – собора или папы? Ватикан утверждал второе. Епископам, заседавшим на соборе, хотелось первого. Заседали два года, запутались в богословских и юридических доводах, так и не договорились.