Лев Колодный - Хождение в Москву

Поступил в институт сын учителя слесарь Алексей Гастев, родом из Суздаля. Его исключили из института и приняли в 1901 году в партию, задумавшую переустроить руками слесарей мир. В приемной Ленина в Кремле висел написанный его рукой плакат-инструкция «Как надо работать». На Земляном валу – созданный им Центральный институт труда. В антологию «Русская поэзия ХХ века» включены его забытые стихи:

Особенно любил пролетарский поэт, ученый и металлист, успевший между тюрьмами послесарить в парижских мастерских, заводские гудки: «Когда гудят утренние гудки на рабочих окраинах, это вовсе не призыв к неволе. Это песня будущего...»

Ни будущего, ни настоящего не стало у романтика революции в 1938-м. Директора института расстреляли в Суздале, откуда Алексей Гастев приехал учиться в Москву.

Самый известный в СССР токарь «Михаил Иванов Калинин», по данным полиции, проживал на Большой Полянке, 39, в квартире 13. Жил по-семейному в мезонине, двухкомнатной квартире. Женился поздно, в 30 лет, на эстонке-ткачихе Екатерине Иогановне-Ивановне Лорберг, втянувшейся в подпольные дела до замужества. На Полянском рынке жена купила ящики. Умелые руки мужа смастерили из них кроватку. На Большой Полянке родила Екатерина Ивановна дочь. Два года Калинин работал на Лубянской трамвайной электрической подстанции, потом на такой же – Миусской. Купеческая Москва гордилась трамваем, как сталинская Москва метро. После двух лет московской жизни пришлось на месяц перебраться Калинину в Сущевский полицейский дом. До высылки в родную деревню квартировал большевик на Большой Полянке, 33. На фасаде этого дома была установлена мемориальная доска с портретом, некогда известным каждому в СССР. Монтер подстанции вернулся в Москву декоративным главой государства и поселился с женой и тремя детьми в Кремле. Он был единственным рабочим и крестьянином в «рабоче-крестьянском правительстве» Ленина. «Всесоюзному старосте» мешками доставляли письма из тюрем и лагерей с мольбой о помиловании. Екатерина Ивановна таких писем не писала, хотя повод был. Раздетую супругу главы государства, мать трех его детей, пытали морозом, избивали зверски и засадили за колючую проволоку. После Победы ее помиловал Президиум Верховного Совета, который возглавлял муж. Не отстоял любимую жену, Полину Семеновну, и премьер Молотов. Не прикрыл пулеметным огнем красавицу жену, певицу Большого театра, храбрый маршал Буденный, очарованный ее голосом. Все они, как натасканные собаки, слушали голос одного Хозяина.

(Моя публикация о «добром дедушке» разбиралась на Политбюро. Даже Горбачеву показалось кощунственным предложение вернуть городу исторические названия, носившие при советской власти имена Ворошилова, Калинина и прочих вождей. Через три года после той публикации монумент «всесоюзного старосты» сбросили с пьедестала. Не стало Калининского района и проспекта Калинина...)

После Гражданской войны в здании учительского института открылся рабфак Горной академии. Его общежитие помещалось рядом, в Старомонетном переулке. Отсюда ходил на Большую Полянку на лекции демобилизованный комиссар бригады, рабфаковец Александр Фадеев, мечтавший строить светлое будущее командиром производства. Три года жил и учился в Замоскворечье, но диплом инженера не защитил. Возглавил «инженеров человеческих душ», как назвал Сталин писателей. В 26 лет Фадеев сочинил «Разгром», вошедший в школьные программы. После войны репутацию классика подтвердил романом «Молодая гвардия». Все другие задуманные романы написать было некогда. Вождь придумал Фадееву должность Генерального секретаря Союза писателей СССР. «Я двух людей боюсь, – признавался бывший комиссар, – мою мать и Сталина, боюсь и люблю». Седого как лунь трибуна Фадеева я видел и слышал на сцене Зеленого театра до смерти вождя. Он выступал без бумажки и казался самым счастливым человеком в Москве. Жить ему оставалось недолго. Роман с развенчанным вождем закончился выстрелом в себя. Поверженный кумир потащил его за собой в могилу.

По Большой Полянке прошел за гробом Ленина страдающий Сергей Есенин. Его отец служил приказчиком в мясной лавке на Щипке, в Строченовском переулке Есенин жил с отцом в доме купца Крылова. Помощником корректора служил в типографии Сытина. Корректор типографии Анна Изряднова стала его гражданской женой, родила сына Георгия. Все это происходило в Замоскворечье. В старинном барском доме с окнами в сад в конце Большой Полянки, 52, помещался санаторий, где в январе 1924 года лечился поэт. Когда улицу запрудил народ, больной вышел из палаты и растворился в толпе, следуя за катафалком. О Ленине писал много раз, называл «капитаном земли», сравнивал с Солнцем, в заслугу ему ставил то, что:

Не знал поэт, какие предписания оставил покойный партии, завещая беспощадно расстреливать, «ставить к стенке» любую оппозицию. Спустя год после похорон по адресу соратников вождя поэт сказал:

Эти дела выразились в том, что Георгия Есенина, как две капли воды похожего на отца, приговорили к смертной казни без права на помилование, после чего расстрел «в исполнение приводился немедленно».

Последний раз Большая Полянка испытала насилие, когда ее застроили 15-этажными домами, клонированными на домостроительных комбинатах. Разницы между бетонками никакой. Вышедший в 1991 году путеводитель «Москва в кольце Садовых» восхищался ими взахлеб: «Вместо обычных для Замоскворечья приземистых строений нашему взору открывается гигантский комплекс многоэтажных зданий, поставленных уступами. Кажется, будто, раздувая серые паруса, на кучу мелких лодочек наступает армада исполинских фрегатов. Эти корпуса построены в 1971—1973 годах». Тот всплеск градостроительной активности вызван утвержденным новым Генпланом, последней попыткой при Брежневе сотворить из купеческой Москвы образцовый коммунистический город. Тогда пошло на дно много «лодочек», на которых плыли по Замоскворечью Василий Ключевский, Афанасий Фет, Аполлон Григорьев...

Можно жить на Полянке, бывать здесь каждый день и не знать, что на ее задворках квартирует «Галерея М. Гельмана». Некогда драматург Александр Гельман помог Художественному театру времен Олега Ефремова показать «Заседание парткома» и «Сталеваров». Мхатовский реализм слился в экстазе с партией и гегемоном. Сын драматурга пошел дальше, слил в один флакон левое искусство и политику правых. Галерею он называет конюшней. Самые знаменитые скакуны – люди, для которых нет никаких моральных, нравственных и этических преград в самовыражении... Ради славы и денег они эпатируют публику выходками, описываемыми в учебниках сексопатологии в разделах «зоофилия», «эксгибиционизм» и т. д. В конце ХХ века, как в древности это делал голый Диоген, зрелые мужчины публично отправляют физиологические потребности, предстают пред зрителями в чем мать родила. В галерее происходили разного рода провокации, выставлялись подделки мастеров эпохи Возрождения и поделки умельцев компьютерной графики, представлявшие известных лиц в скандальных сценах. Казалось бы, продюсер таких шоу должен рекламировать свое местоположение. Ни вывески, ни указателя на пути прохожих нет. Они не нужны: ходить зачастую некуда, смотреть нечего, потому что главные дела творятся негласно. Найденная мной с трудом галерея в полуподвале бывшей дворницкой дома М. В. Хлудовой служит, на мой взгляд, для отвода глаз. «Улицы – наши кисти, площади – наши палитры» в борьбе за власть! Галерист на недавних выборах предстал вдруг пред публикой главой штаба «правых сил», наводнил город голыми и ряжеными, агитировавшими против мэра Москвы.