Михаил Шевченко - Крепостная Россия. Мудрость народа или произвол власти?

Таким образом, на последнем этапе существования крепостного права помещичьему произволу был открыт безграничный простор. Не случайно на вопрос французского просветителя Дени Дидро о правах и преимуществах помещиков в России Екатерина II откровенно заявила, что они «делают в своих поместьях все, что им заблагорассудится»[313]. В данном случае императрица не погрешила против истины. Поведение Дарьи Салтыковой не было каким-то кошмарным исключением. Безудержный произвол помещиков, чудовищное их издевательство над крепостными представляли собой явление массового характера.

Изощренность помещиков по части издевательства над крепостными людьми не имела предела. Например, в Воронежской губернии землянский помещик И. Зацепин своего крестьянина «Якова Понченкова, сковав со спиною сына его Константина, заставлял их в таком виде пахать землю»[314]. Помещик Бирюченского уезда той же губернии Синельников крепостного Якова Смеянова «лишил всякого имущества, наказывал его несколько раз, содержал закованным в железы за шею 42 дня, в коем положении Смеянов было решался той же цепью лишить себя жизни, наконец, не удовольствуясь этим, предал его суду и к ссылке в Сибирь»[315]. Более того, Синельников устроил в слободе Волоконовке, неподалеку от своего дома, настоящую тюрьму. Она помещалась в специальном дворе, обнесенном высокой оградой, «окошками забита была совершенно наглухо», дверь ее «снаружи заперта была замком и охранялась круглосуточным караулом». Вот в этой темнице без воздуха и света на одном черством хлебе и воде месяцами томились невинные жертвы разнузданного помещичьего произвола. В 1834 г. Синельников заточил сюда одновременно 17 крепостных крестьян, где они находились в течение года. В числе заключенных был 99-летний старик, который даже с помощью посторонних едва мог переступать с места на место, и 9 малолетних детей, из которых двое в тюрьме и умерли[316].

Особенно много истязаний приходилось претерпевать дворовым. Они постоянно находились на глазах у своего владельца, и все его капризы, прихоти и гнев обрушивались прежде всего на них. Хорошо еще если помещик был «нрава не слишком сурового», в противном случае жизнь дворовых превращалась в сплошную цепь невыносимых страданий. Так, в Богучарском уезде Воронежской губернии находилось имение помещицы М.Ф. Бедряги, у которой одно время служил А.В. Никитенко. Эта помещица была настолько свирепой и своенравной, что не могла себе и представить, чтобы какое-либо существо на земле смело дышать и двигаться не по ее воле. Она содержала огромную дворню и среди них человек до десяти одних горничных. «Бедняжки, – писал А. В. Никитенко, – с утра до ночи трепетали от страха не угодить барыне и навлечь на себя ее гнев», обычно оканчивавшийся жестоким наказанием[317].

Необходимо подчеркнуть, что царская администрация не только старалась всячески оправдать помещиков, скрыть их преступные дела, но порой и сама боялась подступиться к тем же помещикам, которые хорошо сознавали свою силу в государстве. В данной связи весьма уместно напомнить случаи, когда воронежский душевладелец граф Девиер в конце царствования Екатерины II перестрелял из двух пушек весь земский суд, ехавший к нему для расследования его злодеяний[318].

Резкое сокращение надельного землепользования, непомерный рост феодальных повинностей, безудержный произвол помещиков – все это переполняло чашу терпения закрепощенных масс и вызывало с их стороны решительное противодействие. Кратковременный спад антикрепостнической борьбы, наступивший после кровавого подавления правительством Екатерины II восстания под предводительством Е. Пугачева, сменился при Павле I новым подъемом. С конца XVIII до середины XIX в. кривая крестьянского движения неуклонно поднималась вверх. Согласно подсчетам исследователей, за период с 1796 по 1825 г. произошло 1290 крестьянских выступлений, а с 1826 по 1849 г. – 1904[319]. К. Маркс, очень внимательно следивший за развитием освободительного движения на международной арене, заметил, что в России с 1840-х гг. «восстания крепостных против своих помещиков и управляющих стали эпидемическим явлением»[320]. Как видно из источников, в последние предреформенные десятилетия крестьянские выступления не только нарастали количественно, но изменялись и качественно. Они становились все более упорными, затяжными и активными по своей тактике, причем лозунг: «Навсегда покончить с крепостной зависимостью!» начинал доминировать над всякими другими крестьянскими требованиями. Французский путешественник маркиз де Кюстин, посетивший нашу страну в 1839 г., писал: «Россия – это котел с кипящей водой, крепко закупоренный крышкой и поставленный на огонь, разгорающийся все сильнее и сильнее. Я боюсь взрыва и не один я боюсь»[321]. Такого же мнения придерживалось и вездесущее III отделение. В «Нравственно-политическом отчете за 1839 год» начальник III отделения и шеф корпуса жандармов граф А.Х. Бенкендорф доносил царю: «Простой народ ныне не тот, что был за 25 лет пред сим. Подьячие, тысячи мелких чиновников, купечество и выслуживающиеся кантонисты, имеющие один общий интерес с народом, привили ему много новых идей и раздули в сердце искру, которая может когда-нибудь вспыхнуть… Вообще крепостное состояние есть пороховой погреб под государством и тем опаснее, что войско составлено из крестьян же… Начать когда-нибудь и с чего-нибудь надобно, и лучше начать постепенно, осторожно, нежели дожидаться, пока начнется снизу, от народа»[322].

Антикрепостническая борьба угнетенных масс и прежде всего крестьян явилась той социальной почвой, которая в условиях разложения феодализма и вызревания в его недрах капиталистических отношений породила и питала своими соками освободительную, революционную идеологию. У ее истоков стоял А.Н. Радищев. В своем бессмертном произведении «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищев не только с беспощадной силой заклеймил крепостное право, но и теоретически обосновал необходимость его революционного уничтожения.

Дело, начатое А.Н. Радищевым, продолжили декабристы. Декабристы впервые создали революционную организацию, разработали конкретную программу и открыто, с оружием в руках выступили на борьбу с крепостным правом и защищавшим его царским самодержавием. Надо подчеркнуть, что задачи, поставленные декабристами, были чрезвычайно трудными. Они требовали мобилизации всех народных сил. Между тем декабристы, как отмечал В.И. Ленин, были «страшно далеки от народа». Их действия носили на себе печать классовой ограниченности. Однако подвиг декабристов не пропал даром. «С высоты своей виселицы эти люди пробудили душу у нового поколения; повязка спала с глаз», – писал о декабристах А.И. Герцен. Выдвинутые декабристами лозунги ликвидации крепостного права, свержения царского самодержавия и установления демократических свобод оказались глубоко жизненными. Они были подхвачены и развиты дальше А.И. Герценом, В.Г. Белинским, Н.П. Огаревым, петрашевцами и другими революционными деятелями России второй четверти XIX в. Причем горький опыт декабристов, не опиравшихся на народ, многому научил их преемников.