Александр Голубев - «Если мир обрушится на нашу Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг.

Конечно, среди поляков были и другие настроения. Бывший помещик граф Ю. Комаровский (один его сын был расстрелян немцами, второй воевал в Войске Польском) уверял: «Я рад, что мой сын вместе с Советской армией освобождает Польшу от немецких захватчиков. Я никогда не сомневался в том, что существование польского народа зависит от дружбы с Советским Союзом. Польша вместо малозначительных восточных территорий получит высококультурные западные земли, а главное — море, но одно жалко, сентиментально жалко двух городов — Вильно и Львова». Некий мастер Федорович признавал: «Мы, поляки, понимаем, что Красная армия освобождает Польшу и при ее помощи Польша будет восстановлена. Мне только неясно, почему Вильнюс передан Литве, так как в Вильнюсе живет всего полтора литовца» {757} 757 Ibid. B. 10. L. 151; B. 15. L. 71. . Но и в этом случае вызывало протест решение о передаче Вильнюса Литве, т. е. фактически в состав СССР.

Были, наконец, среди поляков и те, кто достаточно безразлично относился к политическим вопросам. Как говорил рабочий К. Ростковский, «пусть сам черт будет в польском правительстве, но только скорее бы кончилась война и было бы достаточно работы, чтобы можно было жить. Мне все равно, где быть — в Вильнюсе или в Варшаве, лишь было бы только, что кушать» {758} 758 Ibid. B. 10. L. 151. . Но такие высказывания скорее были исключением.

Для большинства же остального населения СССР ни Польша в качестве союзника, ни польская армия не представляли уже особого интереса; что же касается судьбы самой Польши, то по поводу Крымской конференции, например, были зафиксированы такие высказывания: «Польшу освобождали мы и значит наше влияние в Польше будет главным» {759} 759 Международное положение глазами ленинградцев… С. 136. .

В последний период войны Советская армия, перейдя границу, заняла территорию сначала стран Восточной Европы, затем Германии. В 1944–1945 гг. союзниками СССР стали такие вчерашние противники, как румыны. Но опять-таки в массовом сознании преобладало недовольство «слишком мягкими» условиями перемирия с Румынией (хотя встречались и другие мнения) {760} 760 Там же. С. 111–113. . Задавались и такие вопросы: советские войска освободили Румынию, а «кому отойдет освобожденная земля?..» {761} 761 Ломагин Н. А. Неизвестная блокада… Кн. 1. С. 315.

И своеобразным итогом сложных отношений СССР и союзников и их отражения в массовом сознании явилось заявление лектора ЦК Компартии Литвы в официальном докладе по поводу годовщины Октября осенью 1945 г. о том, что «Америка и Англия не хотели уступать Советскому Союзу германской территории за Берлином, с обеих сторон были подтянуты лучшие войска, все мы ожидали войны» {762} 762 Цит. по: Tininis V. Ibid. Т. 1. P. 266. .

В годы войны многие западные наблюдатели и отдельные представители советской интеллигенции высказывали надежду на то, что союзнические отношения военных лет помогут преодолеть накопившиеся с обоих сторон предубеждения и продолжить союз уже в послевоенном мире. Особенно подчеркивалась необходимость преодоления закрытости советского общества по отношению к внешнему миру.

На территории Германии в 1945 г. миллионы советских солдат встретились с американскими и английскими товарищами по оружию. Образ союзника стал меняться, конкретизироваться; одновременно размывались, теряя жесткость и однозначность, пропагандистские стереотипы. Непосредственное знакомство с повседневной жизнью европейских народов так же, как в 1813 г., как в годы Первой мировой войны, изменило взгляд на мир у сотен тысяч советских людей.

Нельзя сказать, что союз военных лет не оставил никаких следов в общественном сознании. Как утверждают М.М. Наринскийи Л.В. Поздеева, «к союзным народам и армиям сохранялось благожелательное отношение и уважение до конца войны. Однако это был очень тонкий и неустойчивый слой массового сознания» {763} 763 Наринский М. М., Поздеева Л. В. Указ. соч. С. 330. . Точнее было бы сказать, что благожелательное отношение к союзникам было характерно для части советского общества; что касается другой его части, там по-прежнему сохранялись негативные стереотипы. Так, в апреле 1945 г. трудящиеся Автозаводского района г. Горького высказывали опасения, что политика Черчилля может «послужить в ближайшем будущем к новой войне Англии и США против СССР» {764} 764 Общество и власть. Российская провинция. Т. 3… С. 683. . Трудно сказать, какие настроения в итоге преобладали; можно лишь предположить, что существовала определенная корреляция между отношением к Советской власти как таковой и готовностью к восприятию пропагандистских стереотипов, которые эта власть пыталась внедрить в массовое сознание.

И вместе с тем послевоенная история характеризуется прежде всего политикой «холодной войны», в ходе которой негативные довоенные стереотипы относительно друг друга не только возродились, но и были дополнены подозрениями и обидами уже военного времени {765} 765 См. об этом: Зубкова Е. Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945–1953. М., 1999. С. 18–55; Фатеев А. В. Указ. соч. .

В годы войны мало кто (это касается и высшего политического руководства) предвидел столь жесткую конфронтацию между СССР и Западом. И тем не менее предпосылки ее, не только в политике, но и в массовом сознании, при всей его противоречивости, существовали в том числе и в период существования антигитлеровской коалиции. «Враги второй очереди», по предвоенному определению В. Вишневского, во второй половине 1940-х гг. превращаются в главных врагов.

Карикатура обладает несомненной ценностью как исторический источник, хотя лишь в самые последние годы в российской историографии появились работы, где она предстает именно в этом качестве {766} 766 См., например: Голубев А. В. Межвоенная Европа глазами советской карикатуры // Европа (Варшава). 2003. Т. 3. № 3 (8). С. 125–169; Он же. «Ансамбль международной свистопляски»: Европа в советской политической карикатуре 20–30-х гг. // Проблемы российской истории. Вып. 2. Магнитогорск, 2003. С. 472–498; Он же. Америка в советской карикатуре 1920–30-х годов // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. Вып. 4. М., 2006. С. 372–412; Невежин В. А. Образ Польши в советской карикатуре периода второй мировой войны (к постановке проблемы) // Поляки и русские — преодоление предубеждений. Лодзь, 2006. С. 301–316; Орлов И. Б. «Новая буржуазия» в сатире 1920-х гг. // История России XIX–XX вв.: Новые источники понимания. М., 2001. С. 230–236; Рябов О. Образ врага в советской политической карикатуре межвоенного периода. Случай Польши // Поляки и русские — преодоление предубеждений. С. 275–286; Токарев В. А. Польская тема за пределами «Правды». Советская сатирическая графика в столичных и провинциальных изданиях // Поляки и русские — преодоление предубеждений. С. 287–300; Он же. «Польска сгинела»: окарикатуренные миры советской пропаганды (1939 год) // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. Вып. 4. М., 2007. С. 216–232; Филиппова Т. А. Аспиды и готтентоты. Немцы в русской сатирической журналистике // Родина. 2002. № 10. С. 31–37; Шаттенберг С. Техника — политична. О новой советской культуре инженера в 30-е годы // Нормы и ценности повседневной жизни. Становление социалистического образа жизни в России, 1920–30-е годы. СПб, 2000. С. 193–217; и др. . Изучение советской политической сатиры (карикатуры в том числе), представлявшей собой «своеобразное сочетание политики, идеологии и собственно популярной литературы» {767} 767 Орлов И. Б. Указ. соч. С. 231. , особенно на протяжении относительно долгого периода, скажем, двух десятилетий, позволяет проследить все зигзаги, повороты, нюансы официальной пропаганды. При этом карикатура выступает одновременно и как содержательный источник, и как яркая иллюстрация, дополняющая исторический анализ.