Шарль Монтескье - Размышления о причинах величия и падения римлян

Первые римляне имели немногочисленную кавалерию: она составляла только одиннадцатую часть легиона, а часто даже и меньше. Возбуждает удивление, что они имели гораздо меньше кавалерии, чем мы, а между тем нам приходится осаждать столько городов, где она почти бесполезна. Когда римляне пришли в состояние упадка, они имели почти одну только кавалерию. Мне кажется, чем искуснее народ в военном деле, тем больше он пользуется пехотой, и обратно, чем он менее искусен, тем больше он увеличивает свою кавалерию, ибо без военной дисциплины тяжелая или легкая пехота ничего не стоит. Но кавалерия действует всегда, даже при беспорядке. Ее действие состоит больше в стремительности и в некотором ударе; действие же пехоты в сопротивлении и известной неподвижности, так что оно скорее противодействие, чем действие. И, наконец, сила кавалерии носит мгновенный характер, пехота же действует долговременно; но она должна быть подчинена дисциплине, чтобы могла действовать долго.

Римляне сделались повелителями всех народов не только благодаря своему военному искусству, но и благодаря своему благоразумию, своей мудрости, своему постоянству, своей любви к славе и к отечеству. Когда при императорах все эти добродетели исчезли, у них сохранилось военное искусство, благодаря которому они удержали все завоеванные ими земли, несмотря на слабость и тиранию их государей; но когда разложилось и войско, римляне стали добычей всех народов.

Империя, основанная на силе оружия, должна и сохранять ее посредством оружия. Но когда в государстве происходят замешательства, никто не представляет себе, как они могут быть прекращены; точно так же, когда оно наслаждается миром и внушает страх благодаря своему могуществу, никому не приходит в голову, что все это может прекратиться; таким образом, государство, которое ничего не ожидает от войска и испытывает по его поводу только опасения, оставляет его без внимания, а часто даже старается ослабить его.

Первые римляне считали непреложным правилом, что солдат, оставивший свой пост или бросивший свое оружие в сражении, подвергается смертной казни. Юлиан и Валентиниан восстановили старые наказания за эти преступления. Но нанимавшиеся римлянами варвары, привыкшие воевать по образцу современных татар, т. е. убегать, чтобы еще биться, думать больше о добыче, чем о чести, неспособны были выносить такую дисциплину.

Дисциплина первых римлян была такая строгая, что генералы осуждали на смерть своих детей, одерживавших победу вопреки их приказу. Но когда римляне смешались с варварами, то они заразились от них духом независимости, свойственным этим народам. Когда мы читаем о войнах Велиза-рия против готов, то мы видим, что офицеры почти никогда не слушались своих генералов.

Сулла и Серторий, ведя самые жестокие гражданские войны, предпочитали погибнуть, чем совершить такое действие, из которого мог бы извлечь пользу Митридат. Но в последующие времена, когда какой-либо министр или вельможа находил, что для удовлетворения его алчности, его мщения или честолюбия не бесполезно будет впустить варваров в империю, то он предавал ее им на поток и разграбление.

Чем больше слабеет государство, тем более оно нуждается в податях; таким образом, чем меньше население было в состоянии вносить налоги, тем больше приходилось их увеличивать, и вскоре в римских провинциях подати стали невыносимы.

У Сальвиана мы читаем об ужасных вымогательствах, которым подвергались народы. Граждане, угнетаемые откупщиками, не имели другого выхода, как убегать к варварам или продавать свою свободу первому, желавшему купить ее.

В истории нашей Франции это объясняет, почему галлы так терпеливо выносили революцию, которая должна была установить тягостное различие между знатными и простонародьем. Варвары, превращая столько граждан в крепостных, т. е. прикрепляя их к земле, не ввели ничего такого, чего не делали бы с жестокостью еще раньше их.

Так как в период ослабления империи христианская религия усиливалась, то христиане упрекали язычников в этом упадке, а язычники возлагали всю вину на христианскую религию. Христиане говорили, что Диоклетиан погубил империю, сделав трех своих товарищей соправителями; каждый император хотел жить столь же роскошно и содержать такие же сильные армии, как если бы он был один. Так как число получающих доходы превысило число платящих налоги, тяготы стали невыносимы, земли были брошены пахарями и превратились в леса. Так говорили христиане. Язычники же, напротив, все время бранили новое богослужение, неслыханное до тех пор; подобно тому как в эпоху расцвета Рима разливы Тибра и другие природные бедствия приписывали гневу богов, так теперь в умирающем Риме вину за все несчастья возлагали на новое богослужение и ниспровержение древних алтарей.

Городской префект Симмах в письмах, обращенных к императорам по поводу алтаря победы, привел против христианской религии следующие общедоступные доводы, которые именно поэтому были наиболее убедительны.

«Какая вещь, — писал он, — может лучше привести нас к познанию богов, чем учение, почерпнутое из наших прошлых успехов? Взирая на множество протекших веков, мы должны сохранить им верность и следовать нашим отцам, подобно тому как они благополучно следовали своим. Вообразите себе, что Рим говорит вам так: «Великие государи, отцы отечества, уважайте мои годы, в течение которых я всегда соблюдал обряды моих предков; этот культ подчинил вселенную моим законам; эти святыни отогнали от наших стен Ганнибала, а галлов от Капитолия». Мы просим мира ради богов отечества, мы просим его ради туземных богов. Мы не вступаем в споры, которые приличествуют только праздным людям. Мы приносим мольбы, а не вызываем на бой».

Три знаменитых автора ответили Симмаху. Орозий составил свою историю, чтобы показать, что в мире всегда были такие великие бедствия, на какие тогда жаловались язычники. Сальвиан написал свое сочинение, где он доказывал, что безнравственность христиан была причиной опустошений, причиненных варварами. А святой Августин 23показал, что град божий отличается от града земного, где древние римляне за некоторые человеческие добродетели получили столь же суетные воздаяния, как сами эти добродетели.

Мы говорили, что в первое время политика римлян состояла в том, чтобы разделять все те державы, которые стояли на их пути; впоследствии они не могли добиться этого. Римлянам пришлось спокойно взирать, как Аттила покорил все северные племена; он распространил свою державу от Дуная до Рейна, разрушил все укрепления и все сооружения, построенные у этих рек, и наложил дань на обе империи.