Коллектив авторов - Черногорцы в России

Морис Палеолог, французский посол в России (1914–1917), в своих мемуарах также описывает в начале 1916 г. план заговора по свержению императора и императрицы, чтобы «спасти царизм путем дворцового переворота». Заговорщиками были несколько великих князей. В их числе он называет трех сыновей великой княгини Марии Павловны: Кирилла, Бориса и Андрея. План заговора сводился к следующему: «с помощью четырех гвардейских полков, преданность которых уже поколеблена, двинуться ночью в Царское Село; захватят царя и царицу; императору докажут необходимость отречься от престола; императрицу заточат в монастырь; затем объявят царем наследника Алексея, под регентством великого князя Николая Николаевича» 241.

Одни считали, что это просто больная фантазия императрицы 242; другие полагали, что слухи о готовящемся военном pronunciamento 243были рождены и распущены «шайкой Распутина» 244; третьи же тщательно разрабатывали планы. Князь Львов, председатель земского городского союза, в своих планах «спасения Родины путем переворота» поднимал вопрос «о высылке государя с семьей за границу, выработке нового строя государственного управления и венчании на царствование Николая III [46] , в то время популярного Верховного главнокомандующего» 245.

Однако все пошло не так, как предполагал князь Львов. Поднявшаяся волна революционного движения начала сметать все на своем пути, и сам князь стал ее жертвой. Временное правительство сначала отстранило всех представителей царской фамилии от власти, а затем начало их преследование.

Все же сам факт таких настроений, само наличие планов заговора, ощущение необходимости реформ, которые никак не приходили «сверху» и поэтому вырывались «снизу», ярко характеризуют то время, предвещавшее гибель империи.

Однако, возвращаясь к великому князю Николаю Николаевичу младшему, интересно рассмотреть вопрос о его отношении к черногорским вопросам: поддерживал ли он свою жену Анастасию и ее сестру Милицу в их планах, участвовал ли в них сам, способствовал ли он вообще лоббированию черногорской темы в политике России. Российский военный деятель, генерал от инфантерии Ю. Н. Данилов признавал, что «много злословили по поводу отношений к интересам Черногории великого князя Николая Николаевича, указывая на родственные отношения его к царствующему в Черногории дому Негошей, заставлявшие, якобы, покровительствовать ему в ущерб Сербии». Однако такие слухи нельзя считать правомерными, так как сам Данилов писал, что Николай Николаевич, как Верховный главнокомандующий, «близко оберегал интересы Сербии, при переговорах России с Италией и с Румынией» 246и проявлял «нейтральность» к черногорским притязаниям. Великий князь отказался сам решать вопрос о будущих границах Черногории, которым занималась в 1915 г. дипломатия Держав Согласия, а «предпочел предоставить определение деланий [границ] великой княгине Милице Николаевне», что последняя охотно и совершила в особом письме императору от 5 апреля 1915 г. из Киева, где проживали в то время обе черногорки 247.

В одном из писем великого князя к жене за 1910 г. мы читаем: «Удивительное дело – как не прошу – лучше не умею[,] что касается тебя – отказ по всем степеням – и у всех» 248. Похоже, великий князь ходатайствовал по некоторым вопросам, о которых его просила жена.

Доказательством «включенности» великого князя в черногорские дела является то, что во время Первой мировой войны в Ставке Верховного главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича, наряду с военными атташе союзных государств Антанты находился черногорский представитель, что противоречило всем правилам и не соответствовало занимаемому Черногорией положению, значимости в этой войне ее армии. Югославский историк Н. Ракочевич писал, что черногорский король желал иметь своего делегата в Ставке, о чем и начал вести переговоры в марте 1915 г. Великий князь Николай Николаевич, без предварительного согласия российского правительства, удовлетворил просьбу Николы прислать своего военного делегата. 14 апреля 1915 г. из Цетинье в Ставку отправился Митро Мартинович, взяв с собой письмо Сазонову и еще одно письмо лично для великого князя 249.

Степень «включенности» великого князя в черногорские дела до конца непонятна. Однако связь черногорок и Николая Николаевича в политическом плане является очевидной. Маловероятно, что великие княгини поднимали популярность великого князя в Киеве только из родственных чувств – на наш взгляд, это был определенный замысел, результатом которого должно было стать восшествие великого князя на российский престол.

Возник клубок хитросплетений: семейные отношения Анастасии и Николая Николаевича, планы черногорок, касающиеся великого князя, отношения с императрицей, императором и Распутиным, замыслы, страхи, надежды – все это переплелось воедино, а результатом были интриги и множество планов заговора, на практике не реализованных.

17 июня 1915 г. императрица писала императору: «Никто теперь не знает, кто император. Кажется со стороны, будто Н. (Николай Николаевич. – Я. С.) все решает» 250. А 25 июня того же года она сообщала Николаю II: «Министры ездят к нему с докладами, как будто бы он теперь государь» 251.

Сложности на фронте и доводы императрицы, что «враги нашего Друга (Распутина. – Я. С.) – наши враги» 252, заставляют императора принять решение самому стать во главе русской армии. Когда великий князь Николай Николаевич был отстранен от должности Верховного главнокомандующего и направлен на Кавказ, подальше от Петрограда, императрица, радуясь этому, пишет мужу: «Левые в ярости, потому что все выпадает у них из рук, карты их раскрыты, и ясна их интрига 253, для которой они хотели пользоваться Н.» 254.

В свою очередь Николай Николаевич, со слов императрицы, организовал на себя покушение, чтобы дискредитировать императрицу. Все знали, что она ненавидела великого князя, и общественность могла бы решить, что это покушение дело ее рук. Об этом Александра Федоровна гневно сообщала императору в письме 25 августа 1915 г.: «В газетах была статья о том, что поймали около Варшавы двух мужчин и одну женщину, намеревавшихся сделать покушение на Николашу. Говорят, что Суворин 255 выдумал это ради сенсации (цензор сказал А 256, что все это утки). Месяц тому назад все редакторы из Петрограда вызывались в ставку, где Янушкевич 257 дал им инструкции. Это сказал Ане 258военный цензор, подчиненный Фролову 259, – сам провалится в яму, которую мне роет…» 260. Распутин еще больше укреплял ненависть императрицы к великому князю, убеждая ее в том, что «два покушения на жизнь Николаши – не более как утка» 261.

Возможно, что эта «утка» была также замыслом «черных женщин», которых так невзлюбила Александра Федоровна. Императрице кажется, что они полностью контролируют великого князя, не оставляя ему даже собственного мнения. «Иногда у него бывает собственное мнение, не зависящее от того, что думают окружающие», – пытается разубедить Александру Федоровну император 262.