Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

132 Niemcewicz J. U. Op. cit. S. 275.

133 Цит. по кн.: Сидоров А. А. Указ. соч. С. 20.

134 Niemcewicz J. U. Op. cit. S. 221, 223, 270, 277.

135 Глинка Ф. Письма русского офицера. М., 1987. С. 67.

136 Колзаков К. П. Указ. соч. С. 424–425.

137 Видок Фиглярин: Письма и агентурные записки Ф. В. Булгарина в III отделение. М., 1998. С. 338.

138 Макаров Н. П. Указ. соч. С. 6, 16.

139 См.: Tokarz W. Armia Królestwa Polskiego (1815–1830). Piotrków, 1917. S. 51–67.

140 Kołaczkowski K. Op. cit. Księga II. S. 119.

141 См. например: Максимович М. Указ. соч. С. 34–36.

142 Harring H. Poland under the domination of Russia (Late cadet in the lancer regiment of the Grand Duke Constantine’s imperial Russian body guard). London, 1831. S. 23–24, 143, 159–160.

143 Маркграфский А. Н. Указ. соч. С. 194.

144 Макаров Н. П. Указ. соч. С. 20.

145 Czyński J. Cesarzewicz Konstanty i Joanna Grudzińska, czyli Jakubini polscy. Warszawa, 1956. S. 129.

146 Цит. по кн.: Шильдер Н. К. Указ. соч. Т. 4. С. 95. См. также: Сидоров А. А. Указ. соч. С. 38.

147 Макаров Н. П. Указ. соч. С. 45.

148 Колзаков К. П. Указ. соч. С. 427.

149 Koźmian A. E. Op. cit. S. 145. О Каролине Ходкевич см. также: Błędowska H. Pamiątka przeszłości. Wspomnienia z lat 1794–1832. Warszawa, 1960. S. 494.

150 Koźmian K. Op. cit. S. 210.

151 Kołaczkowski K. Op. cit. Księga III. S. 57.

152 Е. Е. Левкиевская утверждает, что подобные браки «декларативно порицались русским общественным мнением», ссылаясь на стихотворение А. С. Пушкина «Графу Олизару» (1824), в котором есть строки:

( Левкиевская Е. Е. Стереотип русско-польской любви в русской литературе XIX–XX вв. // Россия – Польша. Образы и стереотипы в литературе и культуре. М., 2002. С. 196.)

153 Макаров Н. П. Указ. соч. С. 187.

154 Niemcewicz J. U. Op. cit. S. 221, 227.

155 Ibidem. S. 346.

156 Голицына Н. И. Воспоминания // Война женскими глазами. Русская и польская аристократки о польском восстании 1830–1831 гг. М., 2005. С. 51.

157 Потоцкая А. Указ. соч. С. 239.

158 Кицкая Н. Главы из воспоминаний // Война женскими глазами… С. 173.

159 Młocki A. Pamiętnik // Zbiór pamiętników do historii powstania polskiego z roku 1830–1831. Lwów, 1882. S. 226.

160 Потоцкая А. Указ. соч. С. 239.

161 См.: Спасович В. Д. Князь Петр Андреевич Вяземский и его польские отношения и знакомства // Русская мысль. М., 1890. № 1; Бэлза С. И. Польские связи П. А. Вяземского // Польско-русские литературные связи. М., 1979.

162 Вяземский П. А. Моя исповедь // Вяземский П. А. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 90.

163 Sierawski N. Op. cit. S. 77.

Вооруженная борьба польского народа, начавшаяся 29 ноября 1830 г. в Варшаве, была подавлена царизмом в 1831 г. Автономное Королевство Польское перестало существовать, его конституция была ликвидирована. Опыт польского конституционализма оказался неудачным, и осмыслить причины этого пытались уже современники событий. Так, граф Ф. Скарбек писал: «Создание Королевства Польского одни считали актом лицемерия, другие доказательством великодушия Александра; оно не было ни тем, ни другим, а просто точным следованием принципам российской политики, имеющей целью включение всей Польши в Империю». Он указывал, что царь «заблуждался, думая снискать себе симпатии поляков только самим предоставлением свобод без гарантии их сохранения; он ошибся, дав слишком много, не учтя, сможет ли выполнить то, что обещал, и к тому же он сразу ввел такой способ правления, который подрывал основы конституции». С другой стороны, Скарбек признавал, что польское общество не было готово жить в новых условиях: конституция, утверждал он, «дала нам больше, чем наш политический организм мог переварить, чтобы мы […] как дети, пресытились неудобоваримым плодом, который затем у нас отняли, якобы чтобы спасти от отравления». «Конституция, – отмечал он, – явно стремилась соединить польские традиции с новыми формами и принципами правления, намеревалась примирить участие подвладных в политических вопросах с неограниченным единовластием, коллегиальную деятельность административной власти с безусловным подчинением чиновников самоуправным приказам начальства, наконец, оппозицию представителей нации с чувствительностью высшей воли монарха, рожденного приказывать и не имеющего никаких причин принимать во внимание более или менее справедливые требования подданных» 1.

Отмеченные Скарбеком противоречия были заложены в самой конституции: если акт создания Королевства Польского, отвечавшего интересам России, явился результатом компромисса ее с европейскими державами, с одной стороны, и с верхушкой польского общества, с другой, то формы, структуры, функции различных элементов нового государства были определены единоличным решением императора Александра, который правил текст конституции еще на стадии проекта, изъял из нее некоторые важные положения и, наоборот, внес ряд ограничений. Тем не менее, Конституция Королевства Польского оставалась одной из самых либеральных конституционных хартий в Европе. В основе этого факта лежали не только либеральные воззрения молодого монарха, воспитанного республиканцем Ф. Лагарпом и испытавшего влияние польского патриота А. Чарторыского, но и важный психологический момент: как победитель Наполеона Александр I не мог предложить полякам меньше, чем французский император, создавший в 1807 г. Княжество Варшавское – сателлитное государственное образование с гораздо более ограниченной конституцией.

Однако в качестве источника конституционного закона царь смотрел по-хозяйски на провозглашенную в Королевстве Польском конституционную хартию и считал себя вправе изменять ее статьи. Необходимость изменений диктовалась его восприятием и интерпретацией событий, происходивших как в Европе, так и в России и самом Королевстве. Первоначальный общественный подъем, связанный с восстановлением национальной государственности, возвращением самого имени Польши, а также большие надежды на дальнейшие шаги короля Александра по собиранию польских земель под своим скипетром, возникшие под впечатлением от туманных обещаний монарха, – весь этот оптимистический настрой постепенно сменялся разочарованием под влиянием политики, которую с одобрения верховной власти проводила администрация Королевства и которая характеризовалась постоянным нарушением конституционных прав граждан. В манифесте сейма, собравшегося уже во время восстания в конце декабря 1830 г., говорилось об этой эволюции общественного сознания: поляки поняли, что их обманули национальными приманками, прикрывавшими путь к «унижению, рабскому оподлению и всем несчастьям, какие влекут за собой долгое деспотическое правление и утрата человеческого достоинства» 2.

Тем не менее, как признавали ряд польских историков, пятнадцатилетняя история Королевства была «содержательной, важной и славной». Это «мизерное государство, – писал Ш. Аскенази, – […] без ущерба для себя выдерживает сравнение с современным ему Западом и имеет право на самое передовое место в центре тогдашней Европы» 3. Чувство причастности к Европе, укрепившееся на основе наличия либеральной конституции, давало импульс польской либеральной оппозиции, а ее активизация на фоне развития европейского революционного движения, в свою очередь, вызывала недовольство и разочарование царя, тревожило его и его окружение.