Геннадий Коваленко - Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века

Участниками театрализованного представления стали также члены шведского посольства, направлявшиеся в Москву. Посольство возглавлял финляндский епископ Павел Юстен. Поскольку послы вопреки обычной практике отказались вести переговоры с новгородским наместником, по приказу царя их задержали в Новгороде, где они были под арестом с сентября 1569 по январь 1570 года, в силу чего российскую действительность члены посольства наблюдали по преимуществу со стороны, а то и из-за забора, за которым их содержали. Из того, что с ними случилось в Новгороде, членам посольства больше всего запомнился описанный Юстеном прием в резиденции наместника, почти совпавший с расправой над Пименом.

Наступило Крещение, и когда мы утром готовились к службе, пришли два посланных из дворца человека и спросили, собираемся ли мы завтра, 7 января, к наместнику, как обещали. Мы сказали, что, если Господь позволит, готовы отправиться куда угодно. На следующий день во время молитвы мы просили Господа, чтобы посещение дворца было для нас удачным, и, не поев, прождали до обеда. Наши коварные враги уверяли, что мы получим там прекрасный обед, так что не нужно подкрепляться. Наконец, прибыли посланные к нам воины. Наш провожатый Григорий ехал справа от меня в собственном экипаже, у других послов были тоже провожатые по правую сторону. Пятеро из нас ехали на собственных лошадях. Около дворца мы спешились и оставшийся путь прошли пешком. По обе стороны от нас стоял народ великого князя, с которых беззастенчиво сняли всю одежду, они были совсем наги. Они находились вокруг, пока мы не дошли до лестницы. Навстречу нам вышли двое русских, которые со злорадством поздоровались и пошли впереди нас в дом, где собрались наместник и другие русские аристократы. Многие из них были вооружены и снаряжены будто на битву, а не для переговоров с послами.

После приветствий Матиас Шуберт начал излагать, что он говорит в соответствии с указаниями короля, которые были нам даны. Но когда присутствующие заметили, что в приветствии не упомянут наместник, они прервали толмача, грязно обругали нас и спросили, признаем ли мы наместника братом нашего короля и равным ему, как это было раньше.

Мы просили, чтобы они разрешили толмачу говорить и не прерывали его, так как из его речи легко бы узнали о нашей цели. Когда Шуберт добавил несколько слов к этому объяснению, толпа загалдела еще больше и потребовала, чтобы нас выбросили вон. Схватив за рукава, русские вывели нас из дома, а чтобы шли быстрее, один гигант встал, взяв в руки меч. После этого позорного изгнания мы пошли к повозкам. Но едва мы отъехали, как нас настигли и потребовали вернуться. Они стащили нас с повозок и кулаками стали подталкивать вперед, пока мы не дошли до какого-то другого дома. Нас оставили в комнате, а других членов свиты собрали в задней части дома. Русские обыскали каждого отдельно, сорвали и взяли все, что у нас было: кольца, золотые цепочки, деньги и всю праздничную одежду. Потом нас выбросили из дома, у многих связали ремнем руки и отдали во власть русскому всаднику, который, зацепив ремень, приказал бежать за ним, и каждый раз, когда он поворачивал коня, нам приходилось делать такой же поворот. Этот позор пришлось терпеть на глазах у большой, собравшейся со всех сторон толпы. Так мы вынуждены были бежать до самого дома, который находился более чем в четверти мили от дворца. Но и здесь наш позор не кончился. Когда мы зашли в комнаты, то увидели, что королевские и наши подарки, предназначенные для великого князя, и все то, что было отнято у нас, свалено на полу. С нас сняли обувь, всю одежду и плащи, мы были совсем нагими; нас потащили для насмешек пришедших сюда, они со злорадством, без всякого стыда, указывали на нас. После этого мерзкого представления нам дали одеться. Такому же сраму подвергнулась и свита.

Это действо было пародией на дипломатический ритуал, при котором все традиции посольского церемониала были вывернуты наизнанку. Если обычно иностранные послы двигались по городу торжественной процессией, то шведских послов заставили бежать за лошадью. Вместо торжественного обеда и подарков, полагавшихся после приема, их посадили на хлеб и воду и ограбили. Членов посольства подвергали унижениям публично, невзирая на духовный сан посла. Став свидетелями этой расправы, новгородцы должны были понять, что с приходом царя в Новгород мир перевернулся и нигде — ни в церковной, ни в дипломатической сфере привычные нормы и традиции больше не действуют.

Этот спектакль, в котором вынуждены были участвовать члены шведского посольства, был также своего рода «посланием» шведскому королю Юхану III. Жестоким обращением с ними царь хотел напугать короля и подчинить своей воле.

Трагедия Новгорода произвела сильное впечатление на современников. Она была описана в немецкой «Правдивой новой газете». Анонимный автор изданной в 1572 году во Франкфурте-на-Майне брошюры «Истинно правдивое описание некоторых деяний, происшедших и случившихся в России — в Москве, во Пскове, в Новгороде, в Нарве, Ревеле, в Дерпте и других городах…» описал картину опричного террора в Новгороде, дополнив ее описанием расправы над животными: «И какую тиранию великий князь творил над подданными, такую же и над скотом, принадлежавшим им, над лошадьми, быками и коровами. Со спин у них снимали шкуру, драли до мяса, потом забивали дубинами и топорами». Он сообщил и о расправе над членами шведского посольства: «Именно в это время несколько шведских послов прибыли в Новгород. Великий князь велел их раздеть донага и привести к себе». Известия о кровавых события в Новгороде достигли многих европейских столиц, чему немало способствовало польское правительство. Вообще свидетельства иностранцев о новгородском погроме 1570 года стали широко известны в Европе и способствовали формированию негативного образа в восприятии России. Эта тема присутствовала почти во всех иностранных сочинениях о России XVII–XIX веков.

Примечательно, что в изданной в 1770 году в Эдинбурге книге Джона Кука «Путешествия и странствия по Российской империи, Татарии и части Персидского царства» были такие строки: «Говорили, будто его (Новгород. — Г.К.) разрушил Иван Васильевич — тиран — с такой яростью и неслыханной жестокостью, что я не стану ни мучить своего читателя описаниями ужасов, ни способствовать увековечению памяти об этом изверге».

А вот так описал все это А. Дюма, так и не побывавший в Новгороде, но слышавший об опричном погроме во время своей поездки по России в 1858–1859 годах:

Иоанну мерещится, что Новгород, покоренный его дедом, восстал против него. Он занимает город без сопротивления. Он пронзает копьем всех, кто попадается на пути. Сгоняет всех, кто не смог скрыться, в огромный палисад, обнесенный кольями, велит наделать прорубей во льду Волхова, велит привести на реку сотни пленников и натравливает на них медведей, собак и голодных волков, а так как пленники эти не могут выбраться ни на тот, ни на другой берег, где поджидает стража, их или раздирают дикие звери, или несчастные находят погибель на дне реки.