Юлия Кантор - Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы

Сталин давал практические рекомендации по стратегии подготовки общественного мнения и по тестированию военной вертикали.

«Я… собрал бы высший состав и им подробно доложил. А потом тоже я, в моем присутствии, собрал бы командный состав пониже… чтобы они поняли, что враг затесался в нашу армию, он хотел подорвать нашу мощь, что это наемные люди наших врагов японцев и немцев. Мы очищаем нашу армию от них… Это даст возможность и изучить людей» [365].

Еще идет следствие, а в приказе наркома обороны от 7 июня уже звучит приговор – он уже существует, но пока не объявлен. В день окончания следствия по делу о военном заговоре – 9 июня 1937 г. Генеральный прокурор Вышинский два раза был принят Сталиным. Вторая беседа, состоявшаяся в 22 часа 45 минут, проходила в присутствии Молотова и Ежова [366]. В тот же день Вышинский подписал обвинительное заключение по делу.

10 июня 1937 г. состоялся чрезвычайный пленум Верховного суда СССР, заслушавший сообщение Вышинского о деле по обвинению Тухачевского и других. Пленум постановил для его рассмотрения образовать Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР. В его состав были введены председатель военной коллегии Верховного суда СССР В. В. Ульрих, заместитель наркома обороны Я. И. Алкснис, командующий Дальневосточной армией В. К. Блюхер, командующий Московским военным округом С. М. Буденный, начальник Генштаба РККА Б. М. Шапошников, командующий Белорусским военным округом И. П. Белов, командующий Ленинградским военным округом П. Е. Дыбенко и командующий Северо-Кавказским военным округом Н. Д. Каширин. Инициатива создания специального военного суда для рассмотрения «Дела военных» и привлечения в состав суда известных военных руководителей принадлежала Сталину. Выбор был не случаен, все они были протестированы Сталиным на «верность» – как участники Военного совета.

Едва только ослабевало давление со стороны следователей, обвиняемые все же пытались говорить правду, а не выбитый на допросах текст. Иногда обвинители оказывались неготовыми к импровизациям. Одним из редких документов, свидетельствующих о наличии таких сбоев, является протокол заседания Специального судебного присутствия, рассматривавшего «Дело военных».

«Подсудимый Тухачевский: Со времени гражданской войны я считал своим долгом работать на пользу советского государства, был верным членом партии, но у меня были определенные, я бы не сказал политические колебания, а колебания личного, персонального порядка, связанные с моим служебным положением… Я всегда, во всех случаях выступал против Троцкого. Когда бывала дискуссия, точно так же выступал против правых. Я, будучи начальником штаба РККА… отстаивал максимальное капиталовложение в дело военной промышленности и т. д. Так что я на правых позициях не стоял. И в дальнейшем, находясь в Ленинградском военном округе, я всегда отстаивал максимальное развитие Красной Армии, ее техническое развитие, ее реконструкцию, развитие ее частей… Председатель: Вы утверждаете, что к антисоветской деятельности примкнули с 1932 г.? А ваша шпионская деятельность – ее вы не считаете антисоветской? Она началась гораздо раньше.

Подсудимый Тухачевский: Я не знаю, можно ли было считать ее шпионской… Я сообщил фон Цюллеру данные… о дислокации войск в пограничных округах… Книжку – дислокацию войск за границей можно купить в магазине…

Председатель: Я хочу выяснить все о Вашей антисоветской контрреволюционной деятельности. Еще в 1925 г. Вы были связаны с Цюллером и Домбалем и были одновременно агентом и польской и германской разведок. Ведь Вы же знали, что имеете дело не с просто любопытным, а с офицером иностранной разведки.

Обвиняемый Тухачевский: Я только хочу объяснить, что в то время у нас с немцами завязывались тесные отношения. У нас был один общий противник – Польша, в этом смысле были и в дальнейшем, как я уже говорил, разговоры с генералом Адамс. С генералом Адамс мы говорили о наших общих задачах в войне против Польши, при этом германскими офицерами вспоминался опыт 1920 г., говорилось, что германское правительство тогда не выступило против Польши…

Председательствующий тов. Ульрих: Ваше заявление о том, что у Вас был один противник – Польша, опровергается Вашим же заявлением о том, что Вы одновременно были связаны с германскими офицерами и с польским офицером-шпионом Домбалем.

Подсудимый Тухачевский: Я не знал, что Домбаль – польский шпион. Домбаль был принят в Советский Союз как член парламента, который выступал за поражение польской армии и за призыв в Красную Армию при вступлении ее в Варшаву. Под этим углом зрения было и мое знакомство с ним и встречи. Я знал его как члена ЦК Польской компартии.

О шпионской деятельности я не знал…» [367]

Еще один документ, свидетельствующий о попытках обвиняемых не подыгрывать следствию, – допрос бывшего советского военного атташе в Лондоне В. К. Путны.

«В период пребывания Тухачевского в Лондоне и на обратном пути в СССР Тухачевский имел со мной ряд бесед, в которых сообщил, что теперь после прихода к власти Гитлера… военное положение СССР на западном театре резко ухудшилось, и СССР может быть разгромлен… Тухачевский в беседах развивал вопросы соотношения сил, особенностей театра военных действий, значение отдельных оперативных направлений и роль различных родов войск (конница, авиация, мотомехсилы и т. д.) в войне. Он доказывал, что обстановка на случай войны изменилась по сравнению с 1927–1931 гг… что против СССР будут действовать… резко повысившиеся и продолжающие прогрессировать мобилизационные способности Германии (в прошлом резко отстававшей в этом деле в связи с версальскими соглашениями). Он допускал, как вполне реальную, мысль, что Франция, в случае вооруженного выступления коалиции европейских держав против СССР не выполнит своих обязательств перед последним и СССР, в лучшем случае имея действующего союзника в лице Чехословакии, вынужден будет принять на себя удар» [368].

Обвиняемых по «Делу военных» судили по законам, отменившим даже декоративные штрихи правосудия и подлинного расследования.

1 декабря 1934 г., в день убийства С. М. Кирова, ЦИК СССР принял постановление «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик», которое установило особый порядок расследования и рассмотрения уголовных дел «о террористических актах против работников Советской власти».

Процессуальные гарантии для обвинявшихся по делам этой категории были практически сведены на нет: срок следствия, несмотря на очевидную сложность подобных дел и суровость возможного наказания, устанавливался в пределах не более 10 дней; обвинительное заключение вручалось обвиняемому за одни сутки до рассмотрения дела в суде; дело рассматривалось без участия сторон.