Валерий Шамбаров - Иван Грозный против «Пятой колонны». Иуды Русского царства

Однако Земский собор съехаться не успел. У стен Москвы по-прежнему стоял Лжедмитрий, а с запада подходил гетман Жолкевский. Он был не только отличным полководцем, но и хитрым дипломатом, распространял предварительное соглашение об избрании Владислава, и к нему переходили многие русские отряды – условия вроде бы выглядели приемлемыми. А перед москвичами поляки изобразили, будто готовы договориться с Лжедмитрием. Столица очутилась меж двух огней. Получалось, надо мириться или с Вором, или с гетманом. Вор уже обманул, и правительство повело переговоры с Жолкевским.

Бояре уточняли вопрос об обязательном переходе Владислава в православие, требовали запретить приезжать в Россию иезуитам, не назначать поляков на военные и административные посты. Словом, чтобы Владислав был русским царем, а не польским на русском престоле. Они не знали, что Жолкевскому тоже припекало. У него не было денег на уплату жалованья, солдаты и шляхта могли взбунтоваться. Он шел на уступки, чтобы привести Москву к присяге Владиславу, и тогда можно будет перевалить содержание армии на русских. Только формулировки договора делал округлыми, чтобы потом отказаться от них. Но ему чуть не испортил все дело король.

К Смоленску привезли осадные орудия, Сигизмунд считал, что он вот-вот падет. Прислал новые инструкции: приводить русских к присяге не королевичу, а ему самому, подчинить Россию по праву завоевания. Гетман понимал, что Москва на такое не согласится, и инструкции скрыл. Поскорее довел начатое до конца, и 17 августа 1610 г. подписали договор. Делегаты на Земский собор так и не съехались, но «Семибоярщина» объявила, что ждать нельзя. Набрала уполномоченных от разных сословий – духовенства, торговых людей, стрельцов, казаков, приказных людей, посадских. Дворяне, находившиеся в Москве, составили делегации от своих городов. На Девичьем Поле открыли Собор и принесли присягу Владиславу. Разослали гонцов приводить к присяге «всю землю». А к королю и королевичу сформировали Великое посольство, в него вошли дворяне 40 городов, 293 представителя других сословий.

Вообще слово «Семибоярщина» стала символом предательства, но это неверно. Часть ее оставалась патриотами. Но в полном составе правительство почти не действовало. Жолкевский отдавал себе отчет, что ложь скоро раскроется, и спешил обставить русских. В посольство он нарочно отправил самых видных деятелей, способных стать препятствием его замыслам: Василия Голицына, Захара Ляпунова, Филарета Романова. А сам он, согласно договору, должен был ударить по Лжедмитрию. Но сражаться с соплеменником Сапегой (и нажить врага в лице его дяди, канцлера Литвы) ему не хотелось. Он указал боярам, что поляков надо оторвать от Вора – уплатить им. Во главе «Семибоярщины» остался безвольный Мстиславский, он клюнул. Выделили денег и ценностей на 19 тыс. руб., и Сапега согласился уйти.

Впрочем, силы перетасовывались. Атаман Заруцкий увидел, что в новом раскладе с ним никто не считается, ни поляки, ни москвичи его «боярином» не признают, откололся от Жолкевского и снова перекинулся со своими казаками к Самозванцу. Но и от «царика» стали перебегать в Москву примкнувшие дворяне. Он отступил в Калугу. А гетман продолжал жульничать. Объявил боярам, что хочет продемонстрировать мирные намерения, распустить часть солдат. Но и им надо заплатить. Таким образом Жолкевский избавился от буйных наемников, которые перебежали к нему под Клушином. Правительство выделило деньги тем, кто изменил русским, и позволило им удалиться.

Хотя поляков гетман распускать не собирался. Перехватывал и демонстрировал воззвания «царика» и стращал бояр: если «рыцарство» уйдет, Вор вернется. Поэтому воинству надо тоже выплатить жалованье за русский счет и впустить в Москву польский гарнизон. Патриотическая часть руководства была против – Гермоген, Иван Воротынский, Андрей Голицын, Иван Романов. Но пересилили соглашатели и обманувшиеся. Интервенты вошли в Кремль. А Жолкевский только этого и добивался. Объясняться с «союзниками», когда всплывет вранье, он не стремился. Сразу засобирался уезжать, «поторопить Владислава на царство». Прихватил с собой низложенного Шуйского со всей его родней, а вместо себя оставил полковника Гонсевского. Тот продолжил исподволь готовить Москву к порабощению. Отправил из столицы воевать с Лжедмитрием русских дворян, разослал в дальние города 7 тыс. стрельцов.

Между тем Великое посольство, добравшись до Смоленска, оказалось в полной растерянности. Польские сенаторы не признали подписанного договора! Да и приехавший Жолкевский выкручивался так и эдак. Король требовал присяги себе, а не сыну. Об обращении королевича в православие поляки слышать не желали. А на послов насели, чтобы они от имени правительства приказали Шеину сдать Смоленск. Остальное, мол, потом утрясем. Но и русские делегаты сообразили, чем дело пахнет. Голицын с Филаретом твердо заявили, что не имеют права отойти от инструкций, полученных от Земского собора. Взбешенный король угрожал, но они упорно стояли на своем.

По всей стране присяга Владиславу лишь усугубила бедствия. Придрался шведский король Карл IX. Он находился в состоянии войны с Польшей – значит, и русские стали врагами. В России уже находились шведские контингенты под командованием Делагарди, к ним выслали подкрепления, они двинулись захватывать русские города. Но и польские отряды безобразничали повсюду. Сожгли Козельск, Калязин, подступали к Пскову и Новгороду. Сапега ушел от Лжедмитрия только для того, чтобы грабить южные уезды. Опустошил окрестности Новгорода-Северского, перебил тысячи жителей, детей продавал в рабство.

И даже покорность Сигизмунду не спасала. Тверь, Торжок, Старая Русса, Волоколамск впустили поляков, но гарнизоны обирали их и бесчинствовали. Смоленские и брянские дворяне изменили в надежде сохранить свои имения, поступили к королю на службу. Тем не менее их поместья разграбили, их семьи перерезали или угнали. Попытки добиться справедливости при дворе или хотя бы выкупить родных из неволи ни к чему не привели. Люди, поехавшие в Польшу искать жен и детей, «потеряли там головы».

В Москве первый месяц оккупации поляки вели себя подчеркнуто дружески. Но Сигизмунд начал бесцеремонно распоряжаться Россией как собственными владениями. Щедро жаловал послушных, Мстиславского и Салтыковых. Своего полковника Гонсевского произвел в бояре и назначил начальником Стрелецкого приказа, а в качестве доверенного лица прислал в Москву Федора Андронова – он стал главой Казенного приказа, а заодно и тайной службы. Рассылал шпионов и составлял для интервентов списки недовольных. В октябре поймали некоего попа Харитона, под пытками вынудили к нужным признаниям (от которых Харитон потом отрекся). Сфабриковали обвинение в заговоре и арестовали патриотическую часть правительства – патриарха, Воротынского и Андрея Голицына.