Николай Смирнов - Рапава, Багиров и другие. Антисталинские процессы 1950-х гг.

После излечения Хасаева снова продолжали избивать. Однажды после допроса его принесли в камеру на носилках, поскольку он не мог идти.

Участвуя в фальсификации дел на работников нефтяной промышленности, Борщев подписал ордера на арест управляющего трестом «Сталиннефть» Али Мурада Бейли, работников треста «Азгаз» Кутилова, Бабаяна, Маргулова, Недопекина, бывшего главного геолога треста «Молотовнефть» Бахишбека Султанова. Борщевым же было утверждено обвинительное заключение по делу Б. Султанова, обвинявшегося в совершении тяжких государственных преступлений. Причём, утверждая этот важнейший процессуальный документ, с материалами дела Султанова, как показал Борщев, он не знакомился, а довольствовался лишь докладом сотрудника АзНКВД, который расследовал данное дело. По другим делам при утверждении обвинительных заключений он поступал так же.

Из этого следует, что никакого значения материалы дела для принятия решения о дальнейших действиях фактически не имели, поскольку, как было заведено, арестованный по существу признавался виновным до того, как его арестовывали. Поэтому, стоило ли обращать особое внимание на то, как оформлялись доказательства «виновности» арестованного лица.

Борщев утвердил и постановление о предъявлении дополнительного обвинения во вредительстве, террористической и диверсионной деятельности управляющему трестом «Азнефтемаш» Юдовичу, подписал ордера на арест слесаря Потта, механика Ершова, инженера Степанянца, которые затем были расстреляны. Борщев также подписал ордера на арест инженера треста «Каганович-нефть» Манунтиновича и заведующего трубной базой того же треста Столпиевского.

О том, как велось следствие по делам работников нефтяной промышленности Азербайджана, красноречиво свидетельствует такой трагический факт. Арестованный управляющий трестом «Азгаз» Путилов, когда его допрашивал следователь Окудняев, не выдержав истязаний, которым он подвергался, выбросился из окна, и разбился насмерть. Никого за случившееся к ответственности не привлекли.

В суде исследовалась аттестация Борщева, подписанная наркомом внутренних дел республики Сумбатовым. В ней отмечалось: «В сентябре 1936 года им (Борщевым — Н.С.) лично была вскрыта и ликвидирована ленкоранская группировка мусаватистов-провокаторов, проникших в ряды компартии Азербайджана в подпольный период и создавших в провокаторских целях из мусаватистов «большевистскую» организацию «Гуммет», а впоследствии за советский период занимавшихся к-р националистической агитацией и пропагандой.

По делу арестовано 11 человек, в том числе 2 члена ЦК АКП/б/.

Под его непосредственным руководством и личном участии сейчас разворачивается следствие по ликвидации крупнейшей мусаватистской к-р повстанческой организации, связанной с Ираном и занимавшейся вредительством в сельском хозяйстве (колхозах, МТС и т. д.). По этому делу в данное время арестовано 195 человек, из них на 80 человек дело следствием закончено и в данное время идёт судебный процесс.

Должности соответствует. Достоин досрочного присвоения звания «майора» государственной безопасности».

Борщев заявил в суде: «Запись в аттестации от начала до конца ложная». Понятно, почему он так заявил. В приведённой аттестации достаточно полно отражены «достоинства» Борщева, которые позволили ему занимать высокие должности в органах государственной безопасности. Борщев проявлял также завидную активность в возбуждении новых дел, которые, разумеется, тоже фальсифицировались. Так, по его инициативе было начато расследование дела о «запасном правотроцкистском центре контрреволюционной националистической организации» в Азербайджане.

Давая оценку своим действиям, вмененным ему в вину, Борщев в суде показал: «Я признаю свою вину не только в том, что подписывал бумаги, но не могу признать себя виновным в том, что находился во вражеской связи с какой-то группой, что я был сознательным врагом.

Работая в АзНКВД, я в какой-то мере был участником всей той вражеской работы, проводимой Багировым. Я виноват также в применении незаконных методов следствия, но я никакой другой власти, кроме Советской, никогда не служил».

Вот ведь как получается: служил власти, которая, казалось бы, олицетворяла волю народа, тем, что участвовал в уничтожении лучших его представителей. Вместе с тем, Борщев в чём-то формально прав. Ведь чудовищное беззаконие, творившееся в годы сталинщины, прикрывалось необходимостью защиты Советской власти и народа от «происков агентов международного империализма». Здесь невольно возникает и такой вопрос: действительно ли в то время в нашей стране была Советская власть или власть какая-то иная, интересы которой защищались такими варварскими способами? Но это уже особая тема, выходящая за рамки моей книги.

Маркарян отрицал, что избивал арестованных, однако он был изобличен в суде показаниями свидетелей. Так, работавший вместе с Маркаряном Лаврухин прямо показал, что тот избивал арестованных. Такие же показания дали бывшие надзиратель тюрьмы Железняков и начальник следственного отдела АзНКВД Боковец. Они заявили, что Маркарян отличался особой жестокостью в избиении арестованных. Борщев в суде заявил: «Он (Маркарян) избивал арестованных точно так же, как и другие работники АзНКВД. Я также избивал арестованных».

Маркарян, как уже говорилось, имел самое непосредственное отношение к фальсификации большого количества дел, по которым были репрессированы невиновные люди. Он утвердил обвинительное заключение по делу старого большевика И.В. Ульянова, подписал документы на арест аварийного комиссара Госстраха СССР по Бакинскому порту Д.В. Веселова, члена партии с 1903 г.

По показаниям, выбитым у Веселова, 2 марта 1940 г. был арестован как агент иностранной разведки бывший заместитель народного комиссара социального обеспечения республики Л.С. Смотриков. Проверкой его дела было установлено, что в нем сделан подлог следственных материалов: к делу приобщена выписка из показаний арестованного в 1937 г. Шукшина, который якобы в числе членов контрреволюционной организации боевиков-террористов назвал и Смотрикова. Проверкой же дела Шукшина выявлено, что Смотрикова он вообще не называл в своих показаниях.

3 марта 1940 г. Маркарян арестовал Г.И. Попова, члена партии с 1905 г., активного участника гражданской войны, обвинив его в шпионаже. Как заявил Маркарян, ничего плохого о Попове не знал, но «были показания его ближайших друзей, которые заявляли, что он является врагом».

По тому времени этого было вполне достаточно для ареста человека, в отношении которого были такие показания, Маркарян, разумеется, не задумывался, почему ближайшие друзья вынуждены давать показания в отношении своего друга, и какими способами эти показания получались. В деятельности органов НКВД того времени проблем обычной человеческой нравственности не существовало.