Петр Рябов - История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том II

Уже благородные масоны екатерининского времени (Н.И. Новиков и его друзья) и отважный А.Н. Радищев обличали «язву крепостничества»: первые с позиций мирного христианского морализирования, второй – с позиций просветительского революционного бунтарства. Пугачёвское восстание, с одной стороны, восстание декабристов, с другой, – показали шаткость и непрочность крепостной системы.

Программа Империи Петра Первого: наращивание экспансии государства вне и внутри России, сохранение и усиление державы (с самодержавием и крепостничеством, как несущими конструкциями всего здания), периодическое реформирование государства монархом в целях сохранения и упрочения существующей системы (с ограниченным, поверхностным и однобоко техническим «просвещением»), подновление крепостнической системы, развитие промышленности за счёт крепостного труда работников, закреплённых за мануфактурами и за счёт средств от продажи зерна, производимого подневольными крестьянами. Пугачёвское восстание, Радищев, а затем и декабристы предложили свою, альтернативную имперской, программу развития России – через революционное свержение деспотизма, уничтожение самодержавия (с его полицией, рекрутчиной, чиновничеством, подушной податью), децентрализацию, установление гражданской свободы (а в случае с «пугачёвщиной» – ещё и общинное самоуправление), разрушение империи, прекращение гонений на староверов и угнетения «инородцев», ликвидацию крепостного права. В XIX веке обе эти программы получили своё развитие: правительственный и общественный варианты развития страны столкнулись в ожесточённом противостоянии.

Во второй половине XVIII – начале XIX веков, несмотря на самодержавный деспотизм, в России постепенно начинает возникать общественное освободительное движение – сначала малочисленное, мирное, полулегальное, затем – всё более сильное и радикальное.

В условиях абсолютного доминирования государства во всех сферах жизни, запрета на любую политическую деятельность и крайней аморфности, неорганизованности, неоформленности общества, в условиях разобщённости, неграмотности, замкнутости и покорности крестьянства (лишь иногда взрывающегося бунтами), в условиях отсутствия серьёзной буржуазии и её зависимости от государства, вся общественная мысль и общественная жизнь первоначально сосредоточилась в узком круге эмансипирующегося образованного столичного дворянства. Из его среды выходит немногочисленная, но активная и самоотверженная группа российской интеллигенции – объединённой не сословным эгоизмом, а возвышенными идеалами вольности и человеческого достоинства.

Философ Г.П. Федотов, описывая отчаянное и трагическое положение российской интеллигенции – детища петровских реформ, отметил присущее ей стремление «возвращения к корням», обретения связи с народом. Но он добавляет при этом: «И это – параллельно с неуклонным распадом социально-бытовых устоев древнерусской жизни и выветривании православно-народного сознания… Нельзя забывать в оценке русской интеллигенции, что она целое столетие делала общее дело с монархией. Выражаясь упрощённо, она целый век шла с царём против народа, прежде чем пойти против царя и народа (1825–1881) и, наконец, с народом против царя».

В XVIII веке на смену политико-религиозной идеи «Москвы – Третьего Рима» государство предложило новую трансформацию русского державного мессианства в виде имперской идеи «Великой России». И вот поэты славят полководцев, государей и чиновников, и часто сами ими являются (Державин, Фонвизин, Карамзин занимали видные государственные посты). «Суррогатом почвенности» для интеллигенции в это время оставалось породившее её самодержавие, оторвавшее интеллигенцию от народа (то есть общинного крестьянства). В умах большинства просвещённых людей XVIII века старая культура с её религиозными и нравственными устоями была полностью сломлена и дискредитирована, новая (европейская) усвоена очень поверхностно – и образовавшийся духовный вакуум заполняют цинизм, стяжательство, беспринципность, безверие, карьеризм, часто использующие для самооправдания модный ярлычок западного «вольтерьянства». Кроме того, образованные люди XVIII века были заворожены магией имперской мощи, упивались победами и завоеваниями, отождествляя себя с величием Державы. Масштабная фигура Петра и гром его побед соблазнял их пробуждающиеся националистические чувства.

Тем не менее, уже в эту эпоху появляются первые «ласточки» будущего общественного движения, критикующие пороки крепостничества и самодержавия и стремящиеся разграничить понятия «Россия» и «Империя», преодолеть бездонную пропасть, отделяющую их от народа, просветить народ, разделить и облегчить его страшные муки и искупить свою невольную вину (вину праздности и «цивилизованности» – за счёт эксплуатируемых и невежественных крестьян). «Они работают, а вы их хлеб едите» – этот красноречивый и страстный эпиграф избрал Н.И. Новиков к своему сатирическому журналу «Трутень».

Интеллигенция (в это время, преимущественно, дворянская) обретает свои первые организационные формы: кружки друзей, салоны, журналы, масонские ложи, тайные общества, научные общества. «Маятниковое» колебание политики монархов от «оттепели» к «реакции» ведёт к тому, что в периоды «оттепели» первые российские интеллигенты стремятся обновить и реформировать Россию вместе с властью, чересчур буквально принимают её призывы к обновлению и просвещению, а в периоды реакции выступают против власти, радикализируются, и подвергаются суровым репрессиям, открывая новый мартиролог мучеников российского освободительного движения: от Новикова и Радищева до Перовской и Михайлова.

Ещё одной характерной особенностью зарождающегося общественного движения (наряду с его узкой социальной базой, указанными «циклами», стремлением «идти в народ» и отдать «долг» ему, и крайним радикализмом, вызванным страшным имперским гнётом) являлось характерное для русской жизни XVIII–XIX веков противостояние двух столиц: официально-чиновничьего, казённо-придворного Петербурга и оппозиционной Москвы – хранительницы старины.

Именно в Москве, в чуть более свободной атмосфере, вдали от двора, в городе, обретшем в 1755 году Университет, находился главный центр общественной мысли и освободительного движения в России. В московских салонах и университетских кружках кипели страсти и выковывалось идейное оружие для новых битв.

Обратимся теперь к основный этапам и направлениям развития общественного движения в России второй половины XVIII – первой половины XIX веков.