Коллектив авторов История - Суд общества офицеров и дуэль в войсках Российской Армии

5) Поединку обыкновенно предшествовало крестное целование, которое давали обе стороны: «целую крест и на поле с ним лезу битися». Но крест целовать должны были сами тяжущиеся, а наемные — только биться (Судебн. 1550 г., ст. 19 и Псков. суд. грам., ст. 34).

6) Последствием поединка было то, что побежденный подвергался взысканию цены иска и уплате полевых пошлин в пользу представителей правительства, присутствовавших на поединке (Судебн. 1550 г… ст. 9–12). Если один из борющихся на поединке падал замертво, то противная сторона теряла право взыскания с убитого или с его родственников (Псков. суд. Грам… ст. 35, стр.7). Законодательство, стремясь к уменьшению числа поединков, поощряло мировые сделки, для чего уменьшало количество пошлин, особенно если тяжущиеся помирятся на поле (Судеб. 1550 г., ст. 9).

7) Поединком решались дела как уголовные, так и гражданские, например: душегубство, грабеж, воровство, дела о займах. о земле и т. п. (Судеб. 1550 г., ст. 11, 12, 15, 16; Псков. суд. грам… ст. 9, 12, 17, 19, 25, 26 и др.).

Изложенные правила свидетельствуют, что светская верховная власть стремилась урегулировать поединки и подчинить их непосредственному ведению правительства, а с тем вместе и ограничить употребление их.

Но, несмотря на эти меры, поединки не уменьшались [86]и в начале XVI столетия дошли до наивысшего развития, доказательством чему может служить тяжба Ферапонтова монастыря с крестьянами соседней Есюинской волости в 1534 году. По поводу спора за межу, которую перешли на монастырской земле, обе стороны на суде заключили свои речи просьбою, обращенной к судьбе: «дай нам, господине, с ними в том Божию правду; целуем, господине, крест, да лезем с ними на поле битись» [56].

Противодействие со стороны духовенства возобновилось вскоре по издании Судебника Иоанна IV (1550 г.). Стоглавом (1551 г.) предписывается: решать духовные ив сякие дела не поединком, а показаниями свидетелей и обыском; духовенству решительно запрещается употребление поединков, исключая, впрочем, дел, подлежавших суду светскому (статьи из Стоглава). Вероятно, под влиянием Духовенства и светская власть решилась, наконец, издать постановление, которым сила и употребление поединков были значительно ограничены; указом 1556 г. августа 21‑го предписано: 1) при ссылке одной стороны на обыск, а другой — на свидетелей, решать дела не поединком, а обыском; 2) в обыске решать дела по большинству голосов, а по меньшинству обвинять без поединка и присяги; 3) хотя поединки не запрещаются, но если тяжущиеся досудятся до поединка, и один из них станет, вместо поля, требовать присяги, то дать им присягу и предоставить на волю противной стороне самой целовать крест или отдать присягу другой стороне; и 4) поединок не должен быть допускаем против ссылки на боярина, дьяка или приказного, равно как и против «общей правды» [57].

Из этих постановлений видно, что поединки не были вовсе запрещены, но применение их значительно стеснено другими доказательствами, которыми предписано их заменять, а именно: обыском, показаниями свидетелей и присягою. Несмотря на эти ограничения, древний обычай [87] судебных поединков существовал еще долго; но под сильным влияние духовенства и ограничений со стороны законодательства мало помалу теряет свою силу и в XVI и в начале XVII веков совершенно вымирает сам собою, без всякого, сколько известно, положительного запрещения его светской властью [58].

Вымирая, судебный поединок оставил, в виде наследия, в западноевропейских государства дуэль в ее современном значение. Но эти два типа единоборства, хотя и имеют точки соприкосновения, но, тем не менее, по своей юридической природе представляются совершенно различными. В поединке, как судебном доказательстве, шла речь о виновности сомнительной, которую нужно было доказать; в дуэли современной нет и речи о каком–либо сомнении: оба участника хорошо знают, кто совершил факт, послуживший основанием столкновения, кто виновник оскорбления. Судебный поединок есть доказательство, на основании которого постановляется решение; дуэль есть самое решение дела. Судебным поединком, как особым видом доказательства, мог воспользоваться всякий тяжущийся, всякий обвиненный; дуэль составляла привилегию высшего сословия, исключительно имевшего право носить оружие [59].

Дуэль, как обычай смывать оскорбление чести кровью, происхождение чисто феодального, рыцарского и имеет свои корни в воззрениях феодальных баронов, считавших право меча своим неотъемлемым, самой природою вещей данным, правом; гордое своим происхождением, смотрящее на своего короля как на первого между равными, а на всех остальных как на рабов, — рыцарство так формулировало свои права: «подобно тому, как государство поражает неправду силою, имею и я право действовать в моей сфере, в области моей частной чести. Здесь заключается мое старое, унаследованное право, несравненно более древнее, чем новый государственный [88]организм» [60]. Кроме того, в средние века «существенное различие между владельцем–сюзереном и подданными заключалось в том, что подданные, как скоро между ними возникал юридический спор, должны были обращаться к властителю, который давал им правду, а сами властители, в случае взаимных споров, разрешали их слою оружия. Требовать правосудия у владетельного лица, значило признать себя его подданным, а сделаться самому мстителем за нанесенную обиду — значило проявить независимость, властность» [61].

Иногда такое отмщение носило полный характер войны (bella private), а иногда оно осуществлялось в форме единоборства, поединка, обставленного целым рядом торжественных форм, выработанных рыцарством, с его военными забавами и турнирами.

С усилением государственной власти короли потребовали, чтобы бароны подчинялись в своих спорах королевским судилищам. Рыцари уступили королям, но не вполне; они согласились, чтобы распри их об интересах имущественных разбирались королевскими судами, но не дела об оскорблении чести. Рыцарство считало обращение в делах чести к королевскому суду с его медленным судопроизводством и чернильно–бумажною процедурою унизительною трусостью; оно бы вызвало, ежели бы могло, на дуэль самый суд за один лишь вопрос: «кто и чем его обидел?» [62]. Короли смотрели на дуэли как на присвоение государственного права войны, как на нежелание подчиниться авторитету правительства, и поэтому издавали законы, воспрещавшие дуэли [63]. Чем более уклонялось рыцарство от королевского суда и дошла в своих преследованиях до того, что не только облагала ее смертной казнью, но и подвергала нарушителей осрамительным, унижающим честь и достоинство [89]наказаниям. Но, несмотря на суровые запреты, обычай дуэли продолжался под влиянием установившихся понятий. Этому содействовала и неудовлетворительность судебной охраны чести, почему законодательства начали обращать внимание, при запрещении поединков, и на лучшую охрану чести путем закона.