Себастьян Хаффнер - В тени истории

Прежде чем я стану критиковать эти идеи Маркса, я бы хотел выказать ему своё уважение. Он является королём мысли, его историческое видение почти что зловещей прозорливости и убедительности, и неудивительно и не случайно то, что почти столетие он увлекал и пленял души с определённой неотразимостью, и именно души друзей и врагов, поскольку не только коммунисты жадно впитывали своего Маркса, но также и буржуазия поколений после 1870 года как по волшебству приняла малопочётную роль, которую он ей уделил.

Ведь буржуазный фашизм был ничем иным, как буквальным, как будто загипнотизированным воплощением пророчества Маркса — попыткой буржуазии целиком и полностью забыть о том, что она некогда была революционным классом и каким–то образом восстановить иерархический порядок, который она разрушила за три столетия революционной работы. Разумеется, попыткой с негодными средствами. Фюрер или дуче был ведь всё же лишь скверной заменой кайзеру или королю божьей милостью. Идеология ведь всё же не имеет силы религии, партия не владычествует над душами так, как это делает церковь. А гауляйтер в качестве нового феодального властелина — это была смехотворная имитация: «бюргер в качестве аристократа». Тем не менее невозможно оспорить того, что буржуазия фашистской эпохи вела себя строго по Марксу.

Негативная часть пророчества Маркса — конец буржуазной революции и превращение самой буржуазии в реакционный класс — казалось, воплотилась в жизнь буквально. С позитивной частью дело обстоит более проблематично. Ведь как известно, пролетарская революция произошла не в завершённых капиталистических странах, а в России, то есть в стране с до — или раннекапиталистическим уровнем развития, которая ещё вовсе не провела свою буржуазную революцию, и её результатом там были также — видит бог — вовсе не начала и признаки отмирания государства и появления бесклассового общества, а как раз скорее обратное. Можно уважать достижение Сталина — построение социалистической мировой державы в отдельной стране, а именно в отсталой стране. Однако это не было воплощением видения будущего Марксом и также оно не превратилось в таковое по Сталину. Марксистам всегда было трудновато оспорить это. И их надежда на то, что социализм русской чеканки в конце концов ещё послужит образцом для подражания в высокоразвитых капиталистических странах Запада, становилась всё слабее. Сегодня она почти что мертва; даже слово «почти» можно вычеркнуть.

Пример или образец Советского Союза сегодня действует и на западных левых скорее отталкивающе, нежели привлекательно. Потому что если и случались в последние десятилетия восстания рабочих собственного происхождения, то как ни странно, в социалистических странах: в ГДР, в Венгрии, в Польше, а вовсе не на Западе. Ну, хорошо, это могли быть локальные эпизоды, которые не о многом свидетельствуют. И то, что рабочий класс на Западе сегодня производит многократно обуржуазившееся впечатление, возможно на перспективу свидетельствует не о многом. Во–первых, существуют исключения: к примеру, Италия или Испания; а во–вторых, это может измениться, если когда–то снова наступит серьёзный экономический кризис, к которому капиталистическая рыночная экономика по своему устройству всегда остаётся склонной. С такими наблюдениями в дискуссии можно набирать очки. Однако долговременного толкования и предсказания истории, как это сделал Маркс, отсюда не выудить.

Эти основополагающие тезисы Маркса после их господства на протяжении десятилетий заново ставят под вопрос нечто совсем иное, и это, если сказать кратко и ужасающе, несомненное возрождение буржуазной революции. Примерно с середины шестидесятых годов мы на Западе находимся совершенно отчётливо в революционной фазе. Устои общественного порядка пошатнулись, и реставрирующий, так сказать испуганно хлопочущий за респектабельность консерватизм буржуазии, который сменил её фашизм после 1945 года, повсюду был вынужден перейти в оборону. Однако примечательно и неожиданно вот что: силы, которые его осаждают, не являются пролетариатом, они — как раз, если мы захотим произвести настоящий марксистский классовый анализ — совершенно очевидно являются силами буржуазными. Прежде всего, естественно, это студенты, то есть наследные принцы буржуазного истэблишмента, но также интеллектуалы, ученые и деятели искусства, и не в последнюю очередь женщины, а именно буржуазные женщины, соломенные вдовы [50] В оригинале употреблено словосочетание «grüne Witwe» — переводится на русский как «соломенная вдова», с уточнением: «живущая за городом, муж которой работает в городе». современных предместий.

Вовсе нет никакого сомнения, что теперь юное поколение западной буржуазии снова воспринимает себя как революционное. Гораздо более — уклониться от этой истины не поможет — гораздо более, чем рабочая молодёжь. Если сегодня на Западе в виде наметок или уже в созревшем виде наличествует революция, то это не пролетарская, а снова или всё еще буржуазная. О содержании, цели этой западной революции, которая громыхает в Америке, во Франции, в Англии, в Федеративной республике, нам не следует позволить себе обманываться посредством словесного неомарксизма — почти трогательной попытки собственные действительные устремления как–то привести в соответствие с заданной марксистской исторической схемой. Потому что у молодых революционеров буржуазного мира в действительности речь не идёт об экспроприации экспроприаторов. Если им вдруг вручить в руки экономику Америки или, если хотите, Федеративной республики, и сказать — пожалуйста, теперь это ваша забота, то они попадут в величайшее затруднение. Из того, что они прочли у Маркса, они, возможно, получают свою энергию негодования, однако свои истинные цели они черпают из совершенно иных источников.

Революция происходит не на фабриках, а в школах и университетах, в правосудии и прежде всего в семьях. Пафос этой современной молодёжной революции Запада эмансипированный, индивидуалистский и свободолюбивый. Однако это означает: он буржуазный. Ведь если открытые Марксом и исторически так сказать изолированные буржуазные революции от немецкой крестьянской войны до Парижской Коммуны имеют общие основные черты, то это пафос свободы, протест индивидуума против властей общества и его насилия, которое больше не воспринимается как богоугодное дело, а воспринимается как произвол. К этому относится также отказ от любых не выбранных ими самими обязательств, вплоть до самых традиционных обязательств. Не случайно то, что нынешняя молодёжь снова носит бороды, как участники революции 1848 года, что женщины снова показывают грудь и ноги, как incroyables и merveilleuses [51] Щеголи и щеголихи (времен Директории, Великая Французская революция) Директории, что буржуазно корректная одежда снова отвергается, как во времена санкюлотов. Это показное, разумеется, однако показное выражает внутренние побуждения.