Виктор Бердинских - История одного лагеря (Вятлаг)

Левинсон не зря "метал громы и молнии": прожженный аппаратчик, чекист до мозга костей, он чувствовал, что над ним сгущаются тучи. И действительно – на следующем (апрельском) собрании партактива ИТЛ ситуация накалилась уже для самого Ноя Соломоновича. По итогам "соцсоревнования" за первый квартал 1943 года Вятлаг оказался на последнем месте среди лесных ИТЛ, не выполнив план "по всем статьям". На собрание актива прибыл "сам" тогдашний секретарь Кировского обкома ВКП/б/ В.Лукьянов, который устроил в лагере настоящий "аврал". Для этого партийный босс имел веские основания: Вятлаг поставлял (и в немалых объемах – только за зиму 1942-1943 годов 140.000 кубометров) дрова для электростанций области, которые, в свою очередь, снабжали энергией военные заводы, так что в стабильной работе лагерного "основного производства" Лукьянов был кровно заинтересован. Между тем, ознакомившись с положение дел на месте, он пришел к выводу, который и огласил на собрании партактива: на основных работах в лагере занято не более 10-15 процентов людей. Заверения Левинсона в том, что такое положение будет срочно исправлено и "лагерь даст план", Лукьянов не принял. Назревали "оргвыводы".

Чекисты отчетливо понимали это и, опасаясь лишиться пригретых мест в далеком тылу и оказаться на фронте, "рвали и метали". Однако кардинально переломить ситуацию к лучшему в 1943 году им все-таки не удалось. Результат, в общем-то закономерный: свирепое администрирование, жестокая потогонная система выводили из строя и людей и лошадей – за 1943 год голодом и непосильной работой загубили 75 процентов конского поголовья (о лагерной "рабсиле" – разговор особый). Нередко говорили тогда на самых разных совещаниях и собраниях о "варварском отношении к лошадям и антимеханизаторских настроениях", однако средства механизации (станки, тракторы, лесопилки) по-прежнему простаивали: малограмотное лагпунктовское начальство по привычке больше полагалось на ручной зековский труд, "оснащенный" лишь пилой и топором, а при таком подходе к делу ждать иных результатов, кроме плачевных, и не приходилось. В "центре" (НКВД и ГУЛАГе) делают из сложившейся ситуации свои выводы, которые, впрочем, "новизной не блещут": усиливается и без того сверхжесткая централизация управления – работу лагерей вновь берет под свой личный контроль "железный сталинский нарком". Н.С.Левинсон, выступая в июле 1943 года перед партактивом Вятлага, укоряет своих подчиненных: "Тов.Берия приказал, чтобы в первую очередь в лесных лагерях укомплектовывались основные работы. Он определил точно количество людей, которых наш лагерь должен выставлять на основные работы, а наши начальники лагподразделений до сих пор приказ тов.Берия не выполняют". Как видим, даже наркомовский контроль перестал "срабатывать", и тому были вполне конкретные причины. Катастрофически не хватало "рабсилы" для основного производства: например, на 13-ом ОЛПе требовалось по группе "А" не менее 1.700 человек, а в наличии имелась только половина, причем без каких-либо перспектив увеличения "рабочего контингента". В мае 1943 года туда прибыл крупный этап из Курской области (2.002 человека, в том числе 1.600 подследственных), но в этой массе более трети (791 человек) – тяжело больных (дистрофия, сыпной тиф), а 1.057 человек – ограниченно пригодны к труду и определены в группу "В".

Примерно такое же положение наблюдалось и на других ОЛПах Вятлага. И оно ставило лагадминистрацию перед мучительными "коллизиями": переизбыток "дефектного контингента" мог обернуться угрозой для дальнейшей чекистской карьеры – именно так "чувствовали" ситуацию "граждане-начальники" и принимали "соответствующие меры". В разгар голода в лагере (январь 1943 года) начальник 13-го ЛЗО Авруцкий говорил на очередном управленческом совещании: "Мы имеем 100 процентов рабочей силы, а программы не выполняем, так как группа "В" катастрофически растет. Если бы те продукты, которые даются группе "В", дать здоровому контингенту, – мы бы не имели группы "В" и выполнили бы программу. Есть и саботажники, есть и просто ослабевшие люди. Если мы и дальше будем так работать, то через месяц мы не будем иметь рабочей силы. Положение с рабочим фондом катастрофическое".

Ясно и определенно выраженное Авруцким стремление "освободиться" от инвалидов и "слабосилки" – "лишних ртов"- начальники лагпунктов вполне могли реализовать (и реализовывали) на практике. Впрочем, физически полноценных "исполнителей программы" на некоторых лагподразделениях почти и не осталось. Так, начальник 3-го ОЛПа Попов на том же совещании объявил, что у него "из 900 человек – 300 больных, 300 инвалидов и 150 малолетних заключенных". "Кому же выполнять план?" – взывает Попов, как можно предположить, к президиуму совещания.

Но эти риторические восклицания получают жесткий отпор со стороны руководства Управления. В частности, критикуя работу оперчекистского отдела по итогам 1942 года, начальник ИТЛ в "разносном" стиле обрушивается на своих "сыскарей": "Совершенно не реагировали на антимеханизаторские настроения. Не привлечен к ответственности ни один хозяйственник за факты нечеловеческого отношения к рабочей силе, в результате чего большое количество заключенных и трудармейцев вышли из строя и перешли в группу "В". И начальника Управления никак нельзя обвинить в "сгущении красок": уже в феврале того же 1943 года группа "В" в Вятлаге составила 6.500 человек – около половины(!) лагнаселения (и это не считая инвалидов). Начальник политотдела (на своем "партийно-специфическом" языке) также "укорял" лагпунктовское руководство: "Вы варварски относитесь к рабочему фонду! Несмотря на приказ заместителя наркома тов.Круглова, некоторые начальники лагпунктов не дают заключенным 8-часового отдыха. Многие работают по нескольку суток без отдыха". Комментарии, думается, излишни…

В такой ситуации, начиная с 1943 года, в Вятлаг на основные работы (лесоповал, вывозку, разделку и погрузку древесины) принудительно направляются значительные массы мобилизованных колхозников из Кайского и других районов области. Это был, естественно, лишь временный, "пожарный" выход из положения: ведь в ГУЛАГе (как и по всей стране – в военные и другие годы) проблемы накапливались гораздо быстрее, чем решались.

Но вот что любопытно: несмотря на колоссальную тяжесть военного лихолетья, рядовые работники лагеря (и "вольные" и заключенные) вели себя в эти годы гораздо раскрепощеннее, в большей степени ощущая себя людьми, чем до войны. Безусловно, играла в этом свою (и не последнюю) роль крайне обострившаяся нехватка кадров: только за первые полтора года войны (июль 1941-го – декабрь 1942-го) из лагеря призвано на военную службу около 1.500 сотрудников и стрелков охраны. "Люди почувствовали, что они незаменимы, а отсюда – недисциплинированность," – выговаривало в январе 1943 года лагерное начальство командованию военизированной охраны (ВОХР).