M. Базилевичъ - ПОЛОЖЕНІЕ РУССКИХЪ ПЛЕННЫХЪ ВЪ ГЕРМАНІИ И ОТНОШЕНІЕ ГЕРМАНЦЕВЪ КЪ НАСЕЛЕНІЮ ЗАНЯТЫХЪ ИМИ ОБЛАСТЕЙ ЦАРСТВА ПОЛЬСКАГО И ЛИТВЫ

«Когда мы пріѣхали въ Гольдапъ, тамъ было три «русскихъ лазарета»: такъ они назывались, потому что тамъ лежали исключительно русскіе раненые и больные. До насъ русскихъ врачей тамъ не было, и каждымъ лазаретомъ завѣдывалъ нѣмецкій врачъ. Сначала всѣхъ насъ помѣстили въ лазаретъ № 2, а черезъ нѣсколько недѣль нѣмецкіе врачи куда-то уѣхали, и намъ дали каждому по лазарету. Лазареты эти были расположены въ разныхъ мѣстахъ города. Мы должны были лечить только больныхъ, совершенно не вмѣшиваясь въ хозяйственную и административную власть лазарета, которой завѣдывали спеціально для этого поставленные нѣмецкіе унтеръ-офицера и санитары, которые всѣми мѣрами старались причинить намъ и больнымъ какія-либо непріятности. До 1-го іюня 1915 года во всѣхъ трехъ лазаретахъ раненые и больные лежали на полу, на тюфякахъ изъ тонкаго слоя соломы, безъ постельнаго бѣлья и въ той же самой одеждѣ и бѣльѣ, въ которой они попали въ плѣнъ; вшей были милліарды. Нѣмцы пытались вывести ихъ обкуриваніемъ одежды и бѣлья какимъ-то составомъ, имѣющимъ запахъ сѣры, но, конечно, ничего изъ этого не выходило. Бань и ваннъ не было. Бѣлье, хотя и мылось самими нижними чинами, но вымывалось оно плохо, такъ какъ не было котла, для выварки бѣлья и не было мыла. Ѣда состояла въ слѣдующемъ: въ 8 час. утра давалось кофе или какао; въ 12 час. дня обѣдъ, состоящій изъ одного супа, въ которомъ были малюсенькіе кусочки мяса; въ 4 час. дня опять кофе или какао и въ 6 час. вечера ужинъ изъ супа безъ мяса. Хлѣба на день отпускалось въ первое время 600 граммъ. Перевязочнаго матеріала отпускали достаточно. Въ общемъ, хотя условія содержанія раненыхъ и больныхъ оставляли желать очень многаго, но въ сравненіи съ Сувалками они были несоизмѣримо лучше. Раненые, конечно, голодали и здѣсь, такъ какъ пищи было мало, къ тому же она была малопитательна. Въ маѣ мѣсяцѣ появились случаи заболѣванія возвратнымъ тифомъ. Благодаря тѣсному размѣщенію раненыхъ и больныхъ и громадному количеству вшей, эпидемія быстро разнеслась по лагерю и перенеслась за предѣлы лагеря въ рабочія команды, обслуживавшія окрестности Гольдапа. При появленіи первыхъ же случаевъ тифа, я неоднократно доносилъ объ этомъ нѣмецкому врачу — шефу лазарета, заявляя, что появились заболѣванія, весьма подозрительныя на возвратный тифъ, и что необходимо немедленное изслѣдованіе крови больныхъ, но онъ относился къ этому индифферентно, подтрунивалъ надъ моими діагнозами, хотя я ему показывалъ самихъ больныхъ. Наконецъ, когда эпидемія приняла грозные размѣры, очевидно, захвативъ и мирное населеніе окрестностей Гольдапа, пріѣхалъ профессоръ Матесъ, изслѣдовалъ кровь и согласился съ моимъ діагнозомъ, но было уже поздно, такъ какъ эпидемія свирѣпствовала во всю. Только тогда нѣмцы начали принимать кое-какія мѣры; они стали давать кровати, постельное и носильное бѣлье, стали устраивать ванны и души. И только послѣ этого намъ было предоставлено устраивать лазареты и вводить въ нихъ тѣ или другіе порядки, но это право было уступлено намъ только потому, что нѣмецкій санитарный персоналъ старался, какъ можно рѣже показываться въ лазаретахъ, боясь заразиться. И вотъ въ 3–4 дня грязная казарма кавалерійскаго полка, на полу которой были свалены наши раненые, и больные безъ разбора по родамъ болѣзни, была превращена нами въ настоящій лазаретъ, въ которомъ можно было работать при болѣе или менѣе сносныхъ условіяхъ. Больныхъ возвратнымъ тифомъ мы изолировали въ палаткахъ-шатрахъ. Мы, конечно, не могли устранить главнаго недостатка — голода, такъ какъ продуктовъ отпускалось мало. Мы старались, гдѣ могли, черезъ вторыя и третьи руки покупать провизію на свой счетъ и подкармливать больныхъ. Отношеніе нѣмецкихъ врачей къ намъ и въ этомъ лагерѣ было или грубо-надменное, или надменно-снисходительное.

«Когда я работалъ въ лазаретѣ № 3 до появленія эпидеміи, мнѣ было приказано отобрать среди раненыхъ и больныхъ, инвалидовъ для отправки въ Россію. Таковыхъ мною было намѣчено 40 человѣкъ. Въ тотъ же вечеръ, часовъ въ 9, когда было уже темно, пріѣхалъ адъютанта директора лазаретовъ — молодой врачъ. Въ продолженіе четверти часа онъ со свѣчей обошелъ всѣхъ больныхъ и раненыхъ и забраковалъ всѣхъ, намѣтивъ только пять человѣкъ которыхъ, между прочимъ, я представилъ какъ не могущихъ вынести транспортъ, они настолько были тяжело больны. Дѣйствительно, одинъ изъ нихъ умеръ черезъ день отъ піопневматорокса. Со мной этотъ врачъ не сказалъ ни слова, считая, очевидно, унизительнымъ для себя спрашивать мнѣніе или выслушивать какого-то плѣннаго. Къ намъ пріѣзжалъ нѣмецъ-хирургъ Летценъ, уже старый врачъ. Онъ былъ очень грубъ съ ранеными и настолько грязенъ, что распространилъ среди раненыхъ рожу, которая унесла въ могилу не мало жертвъ. На мои заявленія и требованія, что нельзя на общемъ перевязочномъ столѣ перевязывать рожистыхъ, онъ утверждалъ, что это не та рожа, которая заразительна. По счастью, онъ пробылъ въ Гольдапѣ не больше двухъ недѣль. Съ отъѣздомъ его прекратилась и эпидемія рожи. Плѣнные въ лагерѣ и на работахъ избивались безпощадно, безъ всякой съ ихъ стороны вины. Такъ, напримѣръ, былъ доставленъ избитый палками литвинъ за то, что онъ не понималъ нѣмецкаго языка и не зналъ, что отъ него требуютъ нѣмцы. Вся голова его и туловище было покрыто большими кровоподтеками.

«Въ лагерѣ Гольдапъ изъ лазарета насъ не пускали къ солдатамъ въ лагерь. Оттуда только приводили къ намъ на осмотръ больныхъ, а равно къ намъ поступали и больные съ различныхъ работъ. Между прочимъ, нашихъ плѣнныхъ нѣмцы употребляютъ для такихъ работъ, которыя являются опасными для жизни. Къ намъ, напримѣръ, была прислана партія солдатъ, человѣкъ въ 10–12, на обязанности которыхъ было зарывать издохшихъ отъ сапа лошадей. Они работали тамъ безъ всякихъ предосторожностей: ни перчатокъ, ни масокъ у нихъ не было, наоборотъ, на ногахъ у нихъ были рваные опорки, всѣ руки ихъ были покрыты ссадинами. Въ другой разъ намъ было доставлено нѣсколько раненыхъ русскихъ нижнихъ чиновъ, которые до нашего прибытія лежали въ гор. Гольдапѣ въ резервномъ нѣмецкомъ лазаретѣ. Повязки ихъ имѣли ужасный видъ; онѣ были сплошь покрыты гноемъ и, очевидно, не мѣнялись цѣлыми недѣлями. Раны были очень запущены. Въ нашемъ лазаретѣ отъ раненыхъ и больныхъ требовалось, чтобы тѣ изъ нихъ, которые могли стоять на ногахъ, при входѣ въ лазаретъ какого-нибудь нѣмецкаго врача или вообще начальства, должны были вскакивать съ кровати и стоять у ножного конца послѣдней, вытянувшись въ струнку, хотя бы даже въ одной рубахѣ. Тѣ же, которые вставать не могли, должны были вытягиваться подъ одѣяломъ, держа руки по швамъ, а глазами смотрѣть «на начальство». Нѣмецкіе санитары обучали раненыхъ этому, и передъ пріѣздомъ начальства цѣлые дни продѣлывали репетиціи. 5-го сентября 1915 года, когда лазаретъ въ Гольдапѣ упразднили, я былъ отправленъ въ офицерскій лагерь Штральзундъ-Дэнгольмъ. Въ дорогѣ я ѣхалъ въ отдѣльномъ купэ подъ конвоемъ часового съ винтовкой и штыкомъ. На станціяхъ меня не пускали въ залъ, только на одной, во время пересадки, часовой завелъ меня въ III классъ, такъ какъ я хотѣлъ пообѣдать, но туда зашелъ какой-то унтеръ-офицеръ или фельдфебель-лейтенантъ и выгналъ меня оттуда. За всю дорогу была масса пересадокъ, во время которыхъ мнѣ обыкновенно приходилось или сидѣть въ грязныхъ комнатахъ при караульномъ постѣ, вмѣстѣ съ нѣмецкими солдатами, или же стоять на перронѣ, гдѣ вокругъ меня тотчасъ же собиралась толпа народа, смотрѣвшая на меня, какъ на дикаго звѣря. Когда въ 1915 году насъ преслѣдовалъ цѣлый рядъ неудачъ: паденіе Варшавы, крѣпостей и занятіе всего царства Польскаго, въ Гольдапѣ каждый разъ устраивались патріотическія манифестаціи. Въ этихъ манифестаціяхъ участвовали сотни дѣтей школьнаго возраста подъ руководствомъ учителей. Эти дѣти во главѣ съ учителями ходили по городу съ флагами или фонариками. Они каждый разъ направлялись къ нашему лагерю, останавливались противъ лазарета № 1, подъ самымъ его проволочнымъ заборомъ, впередъ выступали учителя и въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ подъ ихъ управленіемъ дѣти пѣли свои патріотическія побѣдныя пѣсни, кричали «ура» и затѣмъ уходили. Какъ разъ въ этомъ лазаретѣ лежали тяжело раненые, которые попали сюда, какъ жертвы своего долга передъ родиной.