Сергей Терешенков - Э-балты. Рассказы из Латвии, Литвы и Эстонии

© Сергей Терешенков, 2020

ISBN 978-5-4498-0997-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Об авторе

Сергей Терешенков – филолог, публицист, PR- и GR-специалист. Родился в Санкт-Петербурге. Жил в Германии, Польше, Италии и Перми. На протяжении последних двадцати лет его профессиональная деятельность тесно связана со странами Балтии. Свободно владеет английским, немецким и польским языками, говорит еще на двенадцати языках, в том числе латышском, литовском и эстонском. В настоящее время живет и работает в Берлине. Первая изданная книга автора – «Пермская обитель. Роман с продолжением» (2017) – была представлена в одиннадцати городах России, а также в Германии, Дании, Польше, Сербии и Швеции.

Литературный редактор: Елена Русакова

Редактор: Анна Батог

Корректоры: Милда Багдонайте (литовский язык), Сабине Ермаловича (латышский язык), Силле Сепп (эстонский язык)

Оформление обложки: Лийса Круусмяги

Автор благодарит Международный дом писателей и переводчиков в Вентспилсе, где были написаны некоторые из рассказов, за приглашение принять участие в программе резиденций в 2018 году и возможность работы с оригинальными источниками в городских библиотеках.

100-летию независимости Латвии, Литвы и Эстонии посвящается

А как мы тогда жили?! Мы же были глупые, многого не замечали. Родители молчали о сгинувших где-то в дальних краях, и мы, счастливые незнанием, играли в наспех сколоченных деревянных песочницах в Парвенте 1 1 Pārventa – район Вентспилса Завенторечье ( лтш .). , а будучи постарше перелезали через проржавевшие железные сетки на Янтарной, потому что нам настрого это запрещали, прятались между цистернами, отправлявшимися в порт и волшебные страны, выискивали гравий, измазанный мазутом, и любовались им, переливающимся в лучах солнца. Иногда нас ловили железнодорожники или дружинники, отводили в милицию, ставили на учет, мы затаивались на пару дней, а потом все повторялось.

Летом настоящим приключением была поездка на море. Каждую субботу и воскресенье, а то и через вечер мы с мамой садились в набитый автобус, пропахший бензином, отчего становилось дурно, и через спрятанные в сосновом лесу домики и наперекор наносившему полные сандали песка ветру прорывались на пляж. По выходным пляж кишел людьми, так что часто свободное пятнышко оказывалось у самой кромки воды, за постепенно исчезающими бороздками от машин пограничников.

Я мечтал, когда вырасту, выучиться на пограничника, чтобы хоть изредка видеть пустынный пляж и слышать только шум волн, грозно накатывающих на берег. Желание только усилилось, когда на улице мы как-то наткнулись на вытянутых, в бежевых мундирах с зелеными погонами и малиновыми ремнями солдат, гордо прошествовавших в черных сапогах в замковые казармы, а однажды нам повстречался офицер, который присел передо мной на корточки, снял зеленую фуражку с выступающей красной звездой, спросил, как меня зовут, на что я от смущения не смог ответить, рассмеявшись, потрепал по волосам и достал леденец: «На, держи, раз так». Перед сном я сказал маме, что точно буду пограничником, а она глубоко вздохнула: «Спи, спи…» – и выбежала из комнаты.

Кажется, я мог часами не выходить из воды, намеренно оттягивая следующее удовольствие – молочный коктейль, который в огромном металлическом стакане взбивала в «Якоре» на чудесной вибрирующей всем корпусом машине добрая тетя Илзе. Я сидел в стекляшке «Якоря» и, потягивая коктейль, непременно рисовавший пеной усы, прощался с морем.

В ПТУ я влюбился – и вся моя смелость улетучилась. Я по несколько дней копил карманные деньги, приглашал ее в мрачный «Комсомолец», а после фильма водил по испещренной булыжниками, обломками деревянных пристаней и железобетонными сваями набережной Венты, только чтобы иметь право подать Ане руку, когда она не могла преодолеть очередное препятствие. Впереди на тоненьких ножках, будто пришелец из «Войны миров» Уэллса, грозно нависала пограничная вышка: я уже начинал смутно различать правду и ложь и больше туда не стремился. Так мы и прогуляли до армии, после которой вышка в моих мечтах окончательно рухнула. Пару месяцев мы переписывались, но потом обоим надоело.

После службы мне удалось устроиться на перевалочную нефтебазу. Со смены мы с приятелем от нечего делать отправились в центр. В парке познакомились с женщинами. Мест тогда было немного, так что мы пошли в «Космос». Чтобы произвести впечатление. Возвращались мы с ней поздно, никого на улицах уже не было, да подогретые коньяком еще и петляли. В довершение всего на площади мы угодили прямо в лужу, расхохотались и принялись неистово целоваться. Вдруг чувствую: кто-то смотрит. Отпрянул, отстранил ее губы и еле-еле в мерцающем свете фонаря, за колоннами, прочел частью выцветшие, частью пропавшие буквы: «SAVU MIERU ES JUMS DODU» 2 2 Мир Мой даю вам (Ин. 14:27, лтш .). . И она тоже замерла. И так, молча, дошли мы до ее двери: «JŪSU PASTA INDEKSS 229911 ВАШ ПОЧТОВЫЙ ИНДЕКС». И, хочешь верь, хочешь не верь, откуда-то из глубины раздались звуки органа, сначала стремительно-торжественные, а затем все медленнее и тише, почти до угасания, и снова взрывающиеся надеждой к финалу. Мы стояли на пороге, и уже было не разобрать – или это дождь нас хлещет по щекам, или это наши собственные слезы.

Ну а дальше ты и сам знаешь.

На математике Райго заскучал. Он рухнул на парту и механически повторял за учителем: «один плюс два плюс три будет шесть», «два плюс три плюс четыре будет девять», «три плюс четыре плюс пять…» В занавеске отчаянно бился шершень. Райго достал из портфеля банку, поставил ее на пути шершня и терпеливо ждал. Шершень успокоился, пополз вниз по занавеске, подозрительно осмотрелся на краю банки, обошел ее по ободу и все-таки залез внутрь. Райго накрыл банку тетрадной страницей, перевернул ее вверх дном и торжествующе поставил на парту. Шершень жужжал крыльями и ругался, а Райго, опустив голову на сложенные ладони, с удивлением наблюдал за его возмущенными усиками, семенящими лапками, жадно хватающими воздух жвалами…

– Райго! – нависла над ним учительница. Убедившись, что он ее наконец услышал, она продолжила: – Кол! И выйди вон, – смягчилась она.

Он опрокинул банку. Шершень злобно и радостно полетел по классу. Райго вышел на двор и сел на лавку. Сегодня с моря должен возвратиться папа. Он обязательно привезет ему, своему pissike ülge 3 3 маленький тюлень, тюлененок ( кихнуский диалект эстонского языка ). , что-нибудь интересное. Райго представил, как папа мужественно преодолевает на лодке-долбленке высокие волны и хлесткие бури, как причаливает к необитаемому острову, разводит костер, сушит одежду и отправляется на охоту. Тюлененок знал, что папа не один (одному в море не выжить) и лодка совсем не маленькая, но в своих мечтах ему нравилось верить, что его папа особенный и сам может противостоять морской стихии.