Сергей Терешенков - Э-балты. Рассказы из Латвии, Литвы и Эстонии

На перемене двор наполнился детскими криками и играми. Райго с мальчишками, все в светлых брючках и замысловато связанных узорчатых свитерах, взявшись за руки, встали в линию напротив девчонок в юбочках, спадающих разноцветными лентами, и расписных сорочках. Те поочередно пытались прорваться через преграду, но удалось это только Кайсе, отвлекшей мальчишек сорванным на бегу платком, оголившим ее белопесочные волосы, и ловко юркнувшей им под руки.

Последним уроком была родная речь. Райго любил красивые таинственные знаки – буквы – и прилежно выводил, следуя голосу учительницы: «kaess, koer… Jagõlõvad nagu kaess koeraga 4 4 кошка, собака… Спорят, как кошка с собакой ( кихнуский диалект эстонского языка ). ».

– Странно, – подумал он. – Вот наши совсем не спорят, разве что иногда Мусти 5 5 От must – черный ( эст. ). слегка щелкнет по носу не в меру любопытного Айвара или он напоказ огрызнется, когда она слишком близко подойдет к его миске.

После школы Райго, наскоро попрощавшись с товарищами, вскочил на велосипед и покатил прямо через поле, не заезжая, как обычно, к старому смотрителю маяка, сказки которого он мог слушать до глубокого вечера. Он вприпрыжку, мимо заливавшегося веселым лаем Айвара, ворвался в избу и со всей мочи вцепился в могучие, пахнущие соленой рыбой, папины штаны. Райго стоял, боясь снова его упустить, а тот медленно гладил сына по голове.

– Uata, mio pissike ülge! 6 6 Посмотри, мой тюлененок! ( кихнуский диалект эстонского языка ). – Папа выложил на стол свежую тюленью шкуру.

– Вот! – Раса скрутила мягкую проволоку в остов и передала его Руте, которая опасливо тронула холодный изгиб. – Не бойся, пока ты с этим мужчиной можешь делать все, что захочешь! – Раса принялась произвольно выворачивать ему суставы. – Как только он почувствует себя личностью, станет сложнее. Впрочем, разве в жизни не так?!

Рута ухмыльнулась. Когда она видела в витрине завораживающие куклы, грустно смотревшие ей вслед человеческими глазами, она представляла Расу недосягаемой волшебницей, восседающей в окружении своих творений в одиноком замке на горе. Девятиэтажка в Шешкине действительно возносилась над парком и даже соборами старого города, но в остальном быт волшебницы мало отличался от ее собственного: типовая трехкомнатная квартира, кошка, покупки.

– Смачиваешь и наносишь паперклей… Хо-ро-шо, – поправляла Раса насаженную на стержень голову из фольги, на которой медленно проступали кукольные черты.

Каждое утро Рута счастливо отправлялась на остановку в предвкушении еще одного удивительного дня в панельном замке. Кукла нарастала обрывками ткани и синтепоном, прячущимися под паперклеем, и теперь неосторожное движение могло изойти трещиной, которую приходилось замазывать сызнова. В конце концов голова застыла в наклоне, а правая рука – в согнутом локте. Весь следующий день ушел на пальцы, ломавшиеся под настойчивостью Руты, пока указательный чуть не прижался к устам.

– Как-то раз меня пригласили на выставку в Прагу. На родину голема, ага. Мы же тоже из глины себе помощников лепим! – рассказывала за работой очередную историю Раса. – Дали самое лучшее место, уважение и почет, но тема… Чехия, XIV век! Мои первые ассоциации – темень, чума. Как их обыгрывать?! Но потом вспомнила расцвет Литвы – и у них это тоже золотое время было: мост, университет, Пражский град… Карл-Венцеслав, четыре королевы – и со всеми любовь! Бывает же такое! Что-то он слишком женственный у тебя получается, – отвлеклась она на голову с уже подведенными губами и бледным румянцем на щеках.

– Еще фиолетовым подкрасим, – возразила Рута, погладив куклу по светлым волосам из козьей шерсти. – Он же снежный… снежный мальчик.

Спустя неделю Рута шагала по «Акрополису» с улыбкой, открытой всему миру, и вытянутой коробкой на плотной петле. Дома она заботливо разложила картонную конструкцию и, страхуя куклу от падения ладонями, поставила ее на широкие башмаки. Кукла не шелохнулась. Рута облегченно скользнула по белым чулкам, роскошным голубым панталонам и сорочке и пристально заглянула под шальные, завивающиеся вверх ресницы. В какой-то момент ей почудилось, что кукла моргнула, но через мгновение она только рассмеялась своему воображению. Кукла распрямилась, поймала баланс и ласково посмотрела на свою создательницу.

– Мой снежный мальчик! – воскликнула Рута.

– Тсс… – прошептал снежный мальчик, вернув палец к губам, и спрыгнул с полки.

Гриета открыла пожелтевшую тетрадь и, поборов дрожь пальцев, старательно принялась выводить забытые буквы со множеством запятых, двойных и одинарных точек, галочек и черточек; иногда ей попадалась широкая «о» под гребнем волны.

«Мы жили бедно, все вместе в одной комнате хозяйского дома. Кроме нас, на дворе было шесть семей. Отец промышлял салакой и килькой. Около Иванова дня и после вылавливали камбалу: ее замораживали и только потом коптили для себя или на продажу. Рыбу предлагали в окрестных деревнях подальше от моря, иногда на ярмарке в Дундаге. Часто рыбу обменивали на шерсть, ситец, продукты. Самым сладким блюдом на столе считался sūrkak 7 7 большая ватрушка ( лив .) – традиционная ватрушка из ржаной муки с картофельным пюре, морковью и яйцом. : в него добавляли морковь.

В лесу собирали грибы и ягоды. Как-то на рассвете я одна пошла за черникой на малое море 8 8 От Piški mer – малое море, или Рижский залив, в отличие от Sūr mer – большое море, или Ирбенский пролив ( лив. ). . Вдруг вижу: под дубом сидит босая светловолосая девушка в красной кофте и юбке с алыми лентами, плетет венок и поет. Вокруг нее паслись – я сначала своим глазам не поверила! – синие коровы. Засмотрелась я на одну из них, с золотым колокольчиком, уходившую все глубже в траву, и не сразу услышала голос из воды: «Довольно, дочка! Загоняй их обратно!» Девушка вскочила, уронила венок на землю, и синие коровы вместе с ней скрылись за четвертой горкой 9 9 От mäg ( лив. ) / kalniņš ( лтш ). – гора, горка, здесь: мель. . Только одну заплутавшую корову, с золотым колокольчиком, девушка не дозвалась. Та с тоской оглянулась. Я подняла венок, положила его между рогов и обняла корову за голову. Она довольно заласкалась, а я наполнила лукошко черникой и отправилась домой. Когда я рассказала о синей корове, меня подняли на смех. Я обещала ее привести, но так ее больше и не встретила.

Почти всю войну я провела в Риге, где вышла замуж за Карлиса, которого знала еще по школе. У нас родилась Эде, и на пароходе «Нептун» я поплыла к родителям; Карлис присоединился к нам через три недели, прорвавшись по прибрежным тропинкам на велосипеде. В сумерках море было совсем чужим: на мысе тревожно мигал маяк, от Сормо 10 10 Sǭrmǭ – Сааремаа ( лив .). возвращался военный патруль, в кровавом воздухе истошно вопили чайки. И в этот момент из леса ко мне вышла светящаяся синим корова. Я с трудом различила золото пропитанного копотью молчаливого колокольчика. Она потерлась о мое плечо и, сдерживая слезы, тихо промычала: «Ail!» 11 11 Уезжай! ( лив .). .