M. Базилевичъ - ПОЛОЖЕНІЕ РУССКИХЪ ПЛЕННЫХЪ ВЪ ГЕРМАНІИ И ОТНОШЕНІЕ ГЕРМАНЦЕВЪ КЪ НАСЕЛЕНІЮ ЗАНЯТЫХЪ ИМИ ОБЛАСТЕЙ ЦАРСТВА ПОЛЬСКАГО И ЛИТВЫ

Въ лагерѣ до апрѣля мѣсяца, вмѣстѣ съ нами жили 26 англійскихъ офицеровъ и 1 французъ. Отношенія между нами были самыя лучшія. Въ широкихъ размѣрахъ шло обученіе языкамъ, и нѣкоторые изъ насъ достигли большихъ успѣховъ въ этомъ направленіи. Такъ, напримѣръ, лейтенантъ-шотландецъ Стерлингъ совершенно свободно не только писалъ и читалъ по русски, но и говорилъ. Я не помню сейчасъ фамилій англійскихъ офицеровъ, но ими были устроены правильно функціонировавшіе курсы взаимнаго обученія языковъ. Кромѣ того, были открыты курсы самообразованія, гдѣ читались лекціи по самымъ различнымъ вопросамъ. Я долженъ здѣсь отмѣтить, что лагерный комендантъ, майоръ фонъ Буссе, всѣми мѣрами и силами мѣшалъ этимъ хорошимъ начинаніямъ, и только послѣ упорной борьбы съ нимъ, если я не ошибаюсь, послѣ приѣзда въ лагерь одной изъ сестеръ и ея настоятельныхъ требованій, удалось осуществить эти курсы. Я не засталъ уже курсовъ. Они были устроены до моего пріѣзда. Въ лагерѣ былъ прекрасный хоръ и оркестръ, дѣятельности котораго все время препятствовалъ Буссе. Онъ то высылалъ подъ различными предлогами офицеровъ въ другіе лагери, то не давалъ помѣщенія, однимъ словомъ, ему доставляло удовольствіе причинить намъ какую либо непріятность. Въ лагерѣ нашими же средствами были организованы спортивныя развлеченія — лаунъ-теннисъ, игра въ городки и футболъ.

Какъ только таялъ ледъ въ проливѣ, раздѣлявшемъ островъ Денгольмъ на такъ называемый «малый» островъ и «большой», начиналась усиленная рыбная ловля, которая являлась для насъ далеко не развлеченіемъ, а просто средствомъ питанія, ибо, повторяю, питаніе было настолько отвратительно по своей, безвкусицѣ и настолько скудно, что мы совершенно голодали. И вотъ маленькій проливчикъ усѣивался рыбаками, какъ въ лѣтнюю пору воробьи обсиживаютъ заборы; буквально не было пяди земли, гдѣ бы не сидѣлъ рыбакъ. Ловилась рыба, почти исключительно, небольшая плотва, причемъ цѣна за нее, среди насъ же, была установлена 15 пфен. за штуку. Были спеціалисты, которые продавали этой рыбы на сто и болѣе марокъ въ мѣсяцъ. Нѣмцы и тутъ старались, чѣмъ, могли помѣшать намъ. Такъ, напримѣръ, въ этомъ же проливѣ производилась ловля сѣтями, причемъ сѣти нѣмецъ разставлялъ такъ, что забрасывать удочки было очень трудно, не зацѣпивъ за его сѣть и не порвавъ удочки. Червей копать было запрещено; указано было только одно мѣсто, гдѣ, конечно, червей достать нельзя было. Намъ на выручку шли французскіе солдаты, которые работали въ имѣвшемся при лагерѣ нѣмецкомъ садикѣ и огородѣ, и мы у нихъ покупали червей. Рыбу эту мы варили у себя въ комнатахъ, а тѣ, кто получалъ въ посылкахъ масло, жарили ее. Но тутъ опять являлась бѣда, такъ какъ угля не было. Мы пользовались первое время ящиками изъ-подъ посылокъ, присылаемыхъ намъ, и жарили на этихъ щепкахъ. Но нѣмцы и тутъ нашли способъ сдѣлать намъ непріятное. Въ лагерѣ было объявлено, что изъ посылокъ намъ будутъ выдавать только содержимое ихъ, а ящики, всевозможныя банки, коробки и даже бумагу, въ которую были заворочены тѣ или другіе пересылаемые предметы, они выдавать не будутъ. Такимъ образомъ, если кто-либо получалъ посылку, то онъ долженъ былъ являться на почту со всевозможной посудой, ибо все изъ посылки высыпалось, консервы выливались и въ такомъ видѣ выдавались намъ. Благодаря этому мы лишились топлива и должны были ходить по лагерному саду, собирать вѣточки, а зачастую просто воровать дерево, если только таковое мы гдѣ либо находили.

Деньщики обслуживали по нѣскольку комнатъ и потому пользоваться ихъ услугами было очень трудно. Такъ, напримѣръ, деньщикъ, который обслуживалъ нашу комнату съ 8-ю жильцами, кромѣ того обслуживалъ еще одиночную комнату и имѣвшійся при нашемъ баракѣ карцеръ, но эти же деньщики постоянно брались на работы по лагерю и потому мы видѣли ихъ только рано утромъ, въ обѣдъ и поздно вечеромъ. Почти всѣ деньщики русскіе были у насъ замѣнены румынами, которые почти ничего не понимали по русски и объясняться съ ними было почти невозможно. Они подчинялись непосредственно нѣмецкому фельдфебелю и черезъ него нѣмецкой лагерной администраціи. Смѣнить деньщика, если онъ оказывался неисправнымъ, а нерѣдко грубилъ намъ или исполнялъ довольно странную роль не то сыщика, не то шпіона, было почти невозможно, потому что жалоба наша не принималась во вниманіе, а наоборотъ, выходило еще такъ, что оставался виноватъ офицеръ, пожаловавшійся на деньщика, и ему грозили арестомъ. Подъ арестъ офицеры сажались по всякому пустяку.

На почвѣ этого безправія и крайней злобности коменданта процвѣтали нелегальные способы устройства нашего благополучія. Правила, которыя были вывѣшены въ каждой комнатѣ лагеря и подписаны комендантомъ Буссе, не исполнялись имъ же. Такъ, напримѣръ, было сказано, что во время плохой погоды повѣрки должны происходить въ коридорахъ бараковъ, что лица извѣстнаго чина и должности должны помѣщаться въ отдѣльной комнатѣ, и т. д., все это не исполнялось; приходилось прибѣгать къ подкупамъ, до которыхъ были очень падки нѣмцы. Я не ошибусь, если скажу, что можно было за деньги добиться весьма многаго. Такъ, напр., въ 6-й казармѣ былъ лейтенантъ Марсантъ, который за 100 марокъ выхлопоталъ доктору Г. отдѣльную комнату, несмотря на то, что докторъ Г., всѣми нами уважаемый человѣкъ, имѣлъ полное право по закону имѣть таковую, но кромѣ этого онъ былъ совершенно больной человѣкъ и жить въ ужасной тѣснотѣ было ему не подъ силу. Онъ добился отдѣльной комнаты только послѣ того, какъ уплатилъ лейтенанту Марсанту 100 марокъ. При лагерѣ былъ спеціальный фотографъ, — фамиліи его я не помню, — который за крупныя деньги доставлялъ въ лагерь все, что можно было достать въ Германіи. Когда начался обмѣнъ врачей, онъ расширилъ свою дѣятельность, и послѣ отъѣзда первой группы въ 90 человѣкъ, совершенно открыто заявлялъ врачамъ, оставшимся въ лагерѣ, что если кто-либо изъ нихъ хочетъ попасть въ ближайшую очередь ѣдущихъ въ Россію, то должны уплатить извѣстную сумму денегъ. Я знаю врачей, которые уплатили ему 500 марокъ, нѣкоторые другіе платили кто больше, кто меньше, и всѣ они пріѣхали во второй группѣ въ 20 человѣкъ. Взятки брались и по мелочамъ, не гнушались ничѣмъ. Можно было въ видѣ взятки подарить папиросъ, сигаръ, кусокъ присланнаго изъ Россіи сала и т. д. Тогда ваши проступки не замѣчались. Напримѣръ, если вы хотѣли заниматься и читать нѣсколько позже, чѣмъ до 10 часовъ, то для этого нужно было не только имѣть свѣчи, но и пользоваться снисходительностью фельдфебеля, завѣдывавшаго вашимъ баракомъ, и нужно было, дать ему взятку, чтобы онъ не замѣчалъ при вечерней повѣркѣ по комнатамъ зажженной вами свѣчи.

При побѣгахъ офицеры подвергались жесточайшему избіенію, сплошь и рядомъ на глазахъ почти всего лагеря. Послѣ избіенія ихъ отдавали подъ судъ, а до суда держали нерѣдко по нѣсколько мѣсяцевъ по тюрьмамъ и карцерамъ. Обвиненіе всегда строилось такимъ образомъ, что офицеръ являлся виновникомъ не только побѣга, но, кромѣ того, порчи казеннаго имущества и нерѣдко кражи чужой собственности. Дѣло въ томъ, что офицеръ не могъ бѣжать безъ того, чтобы не перерѣзать проволоки или подкопать подъ проволокой землю, а иногда подкопаться подъ стѣной или вообще такъ или иначе продѣлать себѣ выходъ за проволочный заборъ. Если онъ бѣжалъ изъ такого лагеря, какъ Дэнгольмъ, то онъ долженъ былъ переплыть проливъ между о. Рюгеномъ и самимъ Дэнгольмомъ, а для этого онъ долженъ былъ или найти лодку или что-нибудь, на чемъ онъ могъ бы плыть. И вотъ его и судили за порчу казеннаго имущества, даже въ томъ случаѣ, если эта порча выразилась въ простомъ подкопѣ земли подъ проволочнымъ заборомъ, а затѣмъ — за кражу лодки, какъ частной собственности, и побѣгъ, и по совокупности преступленія онъ нерѣдко послѣ перенесенныхъ жестокихъ побоевъ, издѣвательствъ, предварительнаго сидѣнія, присуждался еще на полгода и болѣе военной тюрьмы.