Сергей Ольденбург - Царствование императора Николая II

Керенский отвергал позицию блока в вопросе о войне: «Вас, господа, объединяет идея империалистических захватов, вы одинаково с властью мегаломаны. Мы полагаем, что конфликт должен быть ликвидирован. Я утверждаю, что провозглашение безграничных завоевательных тенденций не может встретить поддержки». (Шингарев с места: «Неверно». Шум.) «Вы не хотите слышать никого, кроме себя, а вы должны услышать, потому что если вы не услышите предостерегающих голосов, то вы встретитесь уже не с предостережениями, а с фактами».

Правительство потребовало у председателя Госдумы стенограмму речи Керенского; Родзянко в этом отказал. Вопрос о привлечении оратора к суду за революционные призывы остался открытым. А в Думе продолжались обычные прения. Был внесен запрос об аресте рабочей группы. Продовольственный вопрос служил предметом спора внутри блока. Савич и Шульгин возражали Милюкову и защищали политику Риттиха, стремившегося пойти навстречу сельскому хозяйству и по возможности избегать принудительных мер. Шульгин даже говорил, что Риттиху, если он избавит Россию от голода, можно простить «грех» участия в одном правительстве с Протопоповым.

С 13 по 18 февраля происходил суд над Манасевичем-Мануйловым, бывшим чиновником особых поручений при Штюрмере; Манасевич за шантаж был приговорен к полутора годам арестантских рот («безнаказанность» Манасевича во время осенней сессии была одним из главных обвинений против правительства).

В Государственном совете новый председатель, И. Г. Щегловитов, твердо пресекал все попытки делать политические выпады под видом «внеочередных заявлений».

…Художественная, культурная и светская жизнь шла своим обычным ходом. В начале 1917 г. в Петрограде открылся сезон «Дома песни» Олениной-д’Альгейм. В январской книжке «Русской мысли» появилось начало новой поэмы А. Блока «Возмездие». 22 февраля в Петроградском университете защищал свою диссертацию «Хозяйство и цена» академик П. Б. Струве, удостоенный за нее сразу звания доктора. 25 февраля, при многочисленном стечении публики, состоялась в Александрийском театре премьера лермонтовского «Маскарада» в новой постановке Мейерхольда.

Состояние петроградского гарнизона. – Вопрос о вызове гвардейской кавалерии. – Отъезд государя в Ставку. – Уличные демонстрации и думские речи. – Перерыв думской сессии для достижения компромисса. – Беспорядки в Павловском полку. – Военный бунт 27 февраля. – Захват Таврического дворца восставшей толпой. – Совет рабочих депутатов. – Использование революционерами Думского комитета. – Отправка войск с фронта. – Выезд государя в Царское Село. – Ложная информация Ставки о положении в столице. – «Приказ № 1». – Спокойствие в провинции. – Движение верных войск на Петроград. – Государь в Пскове. – Ночной разговор государя с генералом Рузским. – Отмена движения войск. – Родзянко о необходимости отречения. – Телеграммы генерала Алексеева и командующих фронтами. – Согласие государя на отречение; фактическая безвыходность. – Программа Временного правительства. – Милюков о «старой династии». – Гучков и Шульгин в Пскове. – Манифест 2 марта 1917 г. – «Крушение на пороге победы»

За время войны уличные беспорядки были сравнительно редки. Сдерживало представление о законах военного времени. Кроме восстания туземцев в Туркестане (летом 1916 г.) и московского антинемецкого погрома (в мае 1915 г.), с начала войны в России крупных волнений не было. Осенью 1916 г. в Петрограде, во время одной демонстрации в фабричном районе, солдаты одного запасного батальона стали стрелять по казакам, разгонявшим толпу. Но этот инцидент не привлек к себе особого внимания и в печать – из-за цензуры – вообще не попал.

Между тем в Петрограде и окрестностях к началу 1917 г. скопилась солдатская масса около 200 000 человек. Большей частью это были новобранцы, не видавшие огня; [267]имелись также команды выздоравливающих. Предполагалось, что ко времени весеннего наступления, к концу марта, эти части будут почти целиком отправлены на фронт. Это были запасные батальоны гвардейских полков, ничего, кроме названия и двух-трех офицеров, не имевшие общего с находившимися на Юго-Западном фронте славными воинскими частями. В казармах царила невероятная теснота: нары для спанья были поставлены в три ряда. Ученье производилось на улицах и площадях города. Солдатская масса жила столичными слухами, общалась с рабочим населением, настроенным пораженчески. В газетах солдаты читали речи и резолюции против правительства. Убийство Распутина привлекло их внимание ко всем грязным сплетням, связанным с этим именем. Вышедшие из лазаретов рассказывали об ураганном огне, о газах, о страшных потерях. Солдатская масса была проникнута одним страстным желанием – чуда, которое избавило бы ее от необходимости идти на убой. Эту массу, почти не знавшую своих офицеров, держал в повиновении только железный обруч дисциплины. «Что страшнее немецкой пули? Только своя пуля» – эта фраза была характерна для солдатских настроений…

Ни градоначальник, генерал-майор Балк, ни командующий войсками округа, Генерального штаба генерал-лейтенант Хабалов, назначенные в конце 1916 г., не считали, однако, положение угрожающим. Только министр внутренних дел А. Д. Протопопов, получавший обильные сведения от охранного отделения, был обеспокоен состоянием умов в столице и затребовал данные о наличии сил для поддержания порядка. Ему было сообщено, что полиция, конные части и учебные команды полков насчитывают 10 000 человек. Этого было мало для города, население которого достигло 2 с половиной миллионов за время войны, – даже если не иметь в виду возможности волнений среди солдат.

А. Д. Протопопов доложил об этом государю в середине января. Государь поручил исполняющему обязанности начальника штаба, генералу В. И. Гурко, принять меры для пополнения петроградского гарнизона гвардейскими частями с фронта, поочередно отводимыми на отдых. В первую очередь предполагалось вызвать 1-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию и гвардейский экипаж. Генерал Гурко, однако, встретил возражение со стороны генерала Хабалова, заявившего, что в казармах совершенно нет места и что запасные батальоны сейчас некуда вывести. Генерал Гурко, не придавая, очевидно, этой мере первостепенного значения, не настоял на ее проведении в жизнь, кавалерию так и не вызвали, ограничившись гвардейским флотским экипажем, который было легче разместить. По словам Протопопова, [268]государь был крайне недоволен тем, что гвардейскую кавалерию не привели в Петроград.

Проведя в столице более двух месяцев, государь счел необходимым побывать на некоторое время в Ставке. Государыня и А. Д. Протопопов убеждали его не уезжать (у наследника в это время как раз начиналась корь, которою затем заболели и другие царские дети). Государь обещал вернуться возможно скорее и 22 февраля выехал из Царского. Дня за три до возвращения государя в Ставку туда прибыл генерал М. В. Алексеев, который провел несколько месяцев на излечении в Крыму. Приезд начальника штаба был для Ставки неожиданным тем более, что генерал Алексеев вернулся еще явно больным.