Сергей Ольденбург - Царствование императора Николая II

Эти события, в их быстрой последовательности, вдруг заставили русское общество почувствовать, что положение серьезнее, чем думали. Порт-Артур был отрезан от маньчжурской армии; флот почти целиком выведен из строя. Нельзя было даже предвидеть начала поворота. «У нас, – писал Суворин о медленном прибытии подкреплений, – даже не ручеек, а капли…» «Терпение!» – гласила передовая статья «Нового времени», напоминавшая слова Куропаткина при его отъезде.

В начале мая военное счастье повернулось на мгновение против Японии: два броненосца натолкнулись на мины перед Порт-Артуром. «Хатцусе» затонул на месте, в 50 секунд, на глазах русских, а «Яшима» был уведен на буксире и затонул в пути; в течение года японцы успешно скрывали его гибель. В тот же день столкнулись два японских крейсера – один из них затонул – и на мине взорвалось посыльное судно. Японский флот после этого «реванша» за «Петропавловск» уже не решался близко подходить к Порт-Артуру.

Японские войска, высадившиеся у Бицзиво, оставив заслон на севере против маньчжурской армии, направились прежде всего на юг. Квантунский полуостров в одном месте суживается; получается как бы естественная крепость – Цинь-Чжоуская позиция. Она была наскоро укреплена и снабжена тяжелой артиллерией. Но командующий войсками Квантунского района генерал А. М. Стессель счел, что эта позиция слишком далека от Порт-Артура, что на охрану побережья между ними не хватает сил гарнизона, и дал генералу Фоку, защищавшему позицию, такой же приказ, какой был дан генералу Засуличу на Ялу: задерживать противника, но не слишком рисковать.

13 мая японцы двинулись штурмовать Цинь-Чжоуские высоты. Они несли огромные потери, наступая без прикрытия под огнем; позицию защищал только 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, поддержанный с моря огнем одной канонерки «Бобр». После шестнадцати часов боя русские отступили, бросив тяжелые орудия, приведенные в негодность. Японские потери в этом бою были по крайней мере втрое больше русских (до 5000 человек). Но главная естественная преграда на пути к Порт-Артурской крепости была преодолена, и японцы без боя овладели портом Дальний с его драгоценными портовыми сооружениями, которые они тотчас же использовали как базу для высадки целой армии.

Начиналась осада Порт-Артура. В отрезанном от армии крепостном районе было три власти: командующий войсками генерал А. М. Стессель, комендант крепости генерал Смирнов и командующий флотом (за отсутствием адмирала Скрыдлова) адмирал В. К. Витгефт. При затрудненности сообщений с внешним миром отсутствие единого бесспорного начальства могло бы иметь опасные последствия, если бы среди командного состава не нашлось генерала Р. И. Кондратенко, который с редким умением и тактом сумел согласовать в интересах общего дела противоречивые взгляды отдельных начальников; он справедливо считался душою обороны Порт-Артура.

Но из последних порт-артурских впечатлений и из тревожных донесений генерала Стесселя наместник вынес впечатление, что крепость не готова и не может продержаться сколько-нибудь долго. А в Порт-Артуре находился флот – взятие крепости означало бы верную гибель эскадры. Наместник поэтому потребовал от генерала Куропаткина наступления на юг, на выручку осажденной крепости.

Генерал Куропаткин считал, что период отступления еще далеко не закончился. С востока, из Кореи, через горные перевалы уже наступала во фланг армия генерала Куроки; между Ляодуном и Кореей, у Дагушаня, начиналась высадка еще одной японской армии. При таких условиях движение на юг казалось Куропаткину опасной нелепостью, «стратегической авантюрой».

Из столкновения двух противоположных мнений, переданных на решение государя, получилась половинчатая, нерешительная операция, нехотя проделанное Куропаткиным движение на юг на каких-нибудь 15–20 верст с недостаточными силами; бой 1–2 июня у Вафангоу и отход на прежнюю линию под японской контратакой. «Куропаткина следовало бы повесить!» – говорили в штабе наместника. Все же эта операция недели на две отдалила начало осады Порт-Артура.

Инициатива действий после этой попытки опять перешла к японцам, но на север они двигались, только очень медленно.

10 июня порт-артурская эскадра, впервые после гибели адмирала Макарова, вышла в море в полном составе: починены были все суда, пострадавшие за первые два месяца войны. Конечно, японский флот оставался сильнее, несмотря на гибель «Хатцусе» и «Яшимы», но силы были все же опять «соизмеримы». [60] 7 бронированных судов против 12, вместо 6 против 14 во времена С. О. Макарова. Но адмирал Витгефт, вышедший в море с намерением попытаться без боя уйти во Владивосток из угрожаемого Порт-Артура, вернулся к ночи обратно, так как встретил японскую эскадру.

Частные мобилизации сперва касались только немногих округов; и Россия очень мало ощущала войну. Внутренняя жизнь после первой встряски продолжала двигаться как бы по инерции. Сенатор Зиновьев ревизовал московское губернское земство; Д. Н. Шипов не был утвержден при своем переизбрании председателем Московской губернской управы. В печати много места уделялось работам орфографической комиссии при Академии наук, обсуждавшей (с 12 апреля) проект реформы правописания. Левые круги злорадствовали по поводу военных неудач, но пока еще не считали, что положение серьезно. В обывательской массе, не имевшей никакого представления об огромных трудностях войны, считавшей японцев ничтожным врагом, «макаками», отсутствие русских успехов вызывало досаду и нарекания на власть.

Государь неоднократно выезжал к войскам, отправляющимся на фронт; он за 1904 г. буквально исколесил Россию, считая своим долгом проводить тех, кто шел умирать за родину. Он также навещал судостроительные заводы, где спешно заканчивались корабли 2-й Тихоокеанской эскадры. Новый министр финансов В. Н. Коковцов (назначенный в первые дни войны) успешно выпускал внешние займы на французском и отчасти на германском рынке для покрытия военных расходов, не вводя новых налогов и сохраняя свободный размен банковых билетов на золото. Провозоспособность Сибирской дороги летом возросла вдвое – до восьми пар поездов в день.

Глухая агитация против войны велась на верхах из ближайшего окружения С. Ю. Витте. Бывший министр финансов упорно твердил, что России Маньчжурия не нужна, что война – результат интриг «Безобразовых», и прямо заявлял, что не желает победы России, – не только в письмах к А. Н. Куропаткину, с которым сохранил приятельские отношения, но и в беседе с германским канцлером Бюловом. «Как политик, – говорил Витте в начале июля 1904 г., – я боюсь быстрых и блестящих русских успехов; они бы сделали руководящие Санкт-Петербургские круги слишком заносчивыми… России следует еще испытать несколько военных неудач».