Борис Рыбаков - Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв.

Киевскому князю достаточно было поставить на волоках и разветвлениях путей (например, на месте Новгорода, Русы или Смоленска) свою заставу, чтобы преградить путь на юг «сухопутным мореходам». В этом было существенное отличие Европы Восточной от Европы Западной. Просачивание варягов в восточнославянские земли началось значительно позже, чем к берегам европейских морей. В поисках путей на Восток норманны далеко не всегда пользовались так называемым путем «из Варяг в Греки», а, огибая с северо-востока дальние владения Руси, проникали на Волгу и Волгой шли на юг к Каспию.

Литейная форма для изготовления подражаний восточным дирхемам

Путь же «из Варяг в Греки», будто бы шедший из Балтики в Ладогу, из Ладоги в Ильмень, а далее по Днепру в Черное море, является домыслом норманистов, настолько убедивших всех ученых людей XIX и XX вв. в своей правоте, что описание это стало хрестоматийным. Обратимся к единственному источнику, где употреблено это словосочетание, к «Повести временных лет». В начале помещен общий заголовок, говорящий о том, что автор собирается описать круговой путь через Русь и вокруг всего европейского континента. Самое же описание пути он начинает с пути «из Грек» на север, вверх по Днепру.

«Бе путь из Варяг в Грькы и из Грьк: по Дънепру и вьрх Дънепра волок до Ловоти и по Ловоти вънити в Илмерь езеро великое из негоже езера потечеть Вълхов и вътечеть в езеро великое Нево (Ладожское) и того езера вънидеть устие (р. Нева) в море Варяжьское (Балтийское)…» [416] Шахматов А. Л, «Повесть временных лет», с. 6. .

Здесь детально, со знанием дела описан путь из Византии, через всю Русь на север, к шведам. Это — путь «из Грек в Варяги». Летописцем он намечен только в одном направлении, с юга на север. Это не означает, что никто никогда не проходил этим путем в обратном направлении: вверх по Неве, вверх по Волхову, вверх по Ловати и затем по Днепру, но русский книжник обозначил путь связей южных земель со скандинавским Севером, а не путь варягов. Путь же «из Варяг в Греки» тоже указан летописцем в последующем тексте, и он очень интересен для нас:

«По тому морю (Варяжскому) ити доже и до Рима, а от Рима прити по тому же морю к Цесарюграду, а от Цесаряграда прити в Понт-море, в неже вътечеть Дънепр река».

Действительный путь «из Варяг в Греки» оказывается не имел никакого отношения к Руси и славянским землям. Он отражал реальные маршруты норманнов из Балтики и Северного моря (оба они могли объединяться под именем Варяжского моря) вокруг Европы в Средиземное море, к Риму (и норманским владениям в Сицилии и Неаполе), далее на восток «по тому же морю» — к Константинополю, а затем и в Черное море. Круг замкнут.

Русский летописец знал географию и историю норманнов много лучше, чем позднейшие норманисты.

Первые сведения о соприкосновении норманнов со славянами помещены в летописи под 859 г. (дата условна).

«Имаху дань варязи, приходяще из замория на Чуди и на Словенех и на Мери и на Вьси и на Кривичих».

Перечень областей, подвергшихся нападению варягов, говорит, во-первых, о племенах, живших или на морском побережье (чудь-эстонцы) или поблизости от моря, на больших реках, а, во-вторых, о том обходном пути, огибающем владения Руси с северо-востока, о котором говорилось выше (Весь и Меря).

Стены Царьграда-Константинополя (совр. Стамбул)

Славянские и финские племена дали отпор «находникам» — варягам:

«В лето 862. Изгъиаша варягы за море и не даша им дани и почаша сами собе владети…» [417] Шахматов А. Л, «Повесть временных лет», с. 19. .

Далее в «Повести временных лет» и других древних летописях идет путаница из фрагментов разной направленности. Одни фрагменты взяты из новгородской летописи, другие из киевской (сильно обескровленной при редактировании), третьи добавлены при редактировании взамен изъятых. Стремления и тенденции разных летописцев были не только различны, но и нередко прямо противоположны. Именно из этой путаницы, без какого бы то ни было критического рассмотрения извлекались отдельные фразы создателями норманской теории, высокомерными немцами XVIII в., приехавшими в медвежью Россию приобщать ее к европейской культуре. З. Байер, Г. Миллер, А. Шлецер ухватили в летописном тексте фразы о «звериньском образе» жизни древних славян, произвольно отнесли их к современникам летописца (хотя на самом деле контрастное описание «мудрых и смысленых» полян и их лесных соседей должно быть отнесено к первым векам нашей эры) и были весьма обрадованы легендой о призвании варягов северными племенами, позволившей им утверждать, что государственность диким славянам принесли норманны-варяги.

Мы неправильно называем эту вторую путаницу из произвольно отобранных в XVIII в. фрагментов «норманской теорией». Теории здесь нет; гипотезой это тоже нельзя назвать, так как преподносились эти выводы не как один из возможных вариантов, а совершенно безапелляционно, как явная и не требующая доказательств аксиома. На всем своем дальнейшем двухсотлетием пути норманизм все больше превращался в простую антирусскую, а позднее антисоветскую политическую доктрину, которую ее пропагандисты тщательно оберегали от соприкосновения с наукой и критическим анализом [418] Гедеонов С. Варяги и Русь. СПб., 1876; Шаскальский И. П. Норманская теория в современной буржуазной науке. М.; Л., 1965. .

Основоположником антинорманизма был М. В. Ломоносов; его последователи шаг за шагом разрушали нагромождение домыслов, при помощи которых норманисты стремились удержать и укрепить свои позиции. Появилось множество фактов (особенно археологических), показывающих второстепенную и вторичную роль варягов в процессе создания государства Руси. На Международном историческом конгрессе, происходившем в 1960 г. в стране древних варягов, в Стокгольме, вождь норманистов Стендер-Петерсен вынужден был признать, что все аргументы норманистов опровергнуты. Вывод из этого он сделал более чем странный: надо создавать «неонорманизм»… А зачем, с какой научной целью?

Вернемся к тем источникам, из которых были заимствованы первые опорные положения норманистов. Для этого нам следует вникнуть прежде всего в ту историческую обстановку, в которой создавались летописные концепции русской истории при написании вводных глав к летописям в эпоху Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха. Для русских людей того времени смысл легенды о призвании варягов был не столько в самих варягах, сколько в политическом соперничестве древнего Киева и нового Новгорода, догонявшего в своем развитии Киев.