Борис Рыбаков - Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв.

Князья, разумеется, не оставались в долгу, и боярские головы летели десятками. Боярство в ряде случаев угрожало князьям: когда Святополк Киевский хотел навязать новгородцам своего сына, то ему ответили, что пусть попробует послать его, «аще ли две главе имееть сын твой». А в двоюродного племенника Святополка на улицах Новгорода стреляли из лука. Юрий Долгорукий был отравлен на пиру у киевского боярина; сын его был отравлен тремя киевскими боярами, которых мы знаем поименно. Андрей Боголюбский был убит в результате тщательно подготовленного боярского заговора. Князья искали опору в зарождавшемся дворянстве и в горожанах.

Дли того чтобы исторически оценить кровавые эпизоды боярско-княжеского соперничества, необходимо выяснить, была ли у боярства какая-либо политическая программа. Программа была. Она отражена в разных летописях (особенно в киевской летописи Петра Бориславича) и выражена в решениях боярской думы, в «речах» мудрых бояр, являвшихся литературным полемическим приемом.

Сущность программы такова: князь управляет землей при участии боярской думы, имеющей право veto; он заботится о правосудии, о соблюдении законности. Князь защищает землю от врагов, но не должен «ввергать нож» — начинать усобицы; важно соблюдение договоров. Хорош тот князь, который во всем советуется с боярами и заботится о многолюдности своей земли. Нельзя не признать принципы этой программы прогрессивными.

Первым боярским князем в Киеве был Владимир Мономах, приглашенный после смерти Святополка (в котором боярство быстро разочаровалось). Мономах же был идеалом боярского князя и пользовался широкой поддержкой. Память о нем бережно поддерживалась.

Борисоглебский собор в Чернигове. Типичная для XII в. одноглавая постройка. Реставрация Н. В. Холостенко

Пятницкая церковь в Чернигове. Реставрирована П. Д. Барановским. Образец нового, устремленного вверх здания. Рубеж XII и XIII вв.

К 1130-м годам явно обозначилась неизбежность перехода к новой политической форме. Громоздкая держава от Белого моря до Черного и от бассейна Вислы до Средней Волги была трудноуправляема и неповоротлива. Внутри нее возникло много богатых городов и замкнутых домениальных владений князей боковых ветвей династии. Кроме того, в XII в. все еще ощущались древние рубежи племенных союзов, часто пролегавшие по непроходимым лесным массивам, безлюдным водоразделам и болотам, что содействовало их длительной устойчивости.

Не в результате завещания Ярослава, не в итоге бесчисленных усобиц и не по причине предполагаемого некоторыми захирения Киева (чего не было в действительности) огромная единая Русь постепенно подошла к той поре, которую в отдельной семье назвали бы выделом взрослых сыновей. Наши привычные слова «феодальная раздробленность», «распад Киевской Руси», правильно выражая итоговую сущность процесса, придают неверный оттенок его начальной стадии. Все «распавшееся», все «раздробившееся» эмоционально воспринимается прежде всего как непригодные осколки хорошего целого. Лучше было бы применить выражение «кристаллизация суверенных княжеств». Появление на месте державы Руси полутора десятков княжеств, равных крупному западноевропейскому королевству каждое, было до поры до времени прогрессивным явлением, сказавшимся на бурном расцвете экономики, культуры и общественной мысли всех Русских земель.

Образовавшиеся вновь земли закрепили за собой по выбору местного боярства определенных князей, и в них были созданы свои наследственные династии, что устраняло переход князей из города в город по старшинству. Каждая земля-княжество стала вполне управляемой, так как расстояние от столицы до рубежа сократилось по сравнению с Киевской Русью XI в. в 5—10 раз. Местное боярство было кровно заинтересовано в благосостоянии и безопасности своей земли. Большую роль в новых княжеств ах-королевствах играли города, столицы государств, располагавших правом войны и мира. Единая держава была необходима при становлении феодализма, новая же политическая форма вполне соответствовала условиям полностью сложившегося феодализма.

Историческая заслуга Киевской Руси состояла не только в том, что была впервые создана новая социально-экономическая формация и сотни первобытных племен (славянских, финно-угорских, латышско-литовских) выступили как единое государство, крупнейшее во всей Европе. Киевская Русь за время своего государственного единства успела и сумела создать едагаую народность. Мы условно называем ее древнерусской народностью, материнской по отношению к украинцам, русским и белорусам, вычленившимся в XIV–XV вв. В средние века ее выражали прилагательным «русский», «люди руськие», «земля Руськая».

Единство древнерусской народности выражалось в выработке общего литературного языка, покрывшего собою местные племенные диалекты, в сложении общей культуры, в национальном самоощущении единства всего народа.

В заключение следует бросить взгляд на уровень культуры, достигнутый Русскими землями к моменту тех тяжких испытаний, которое готовило им нашествие полчищ Батыя.

Феодальная культура полнее всего проявилась в городах. Но следует помнить, что средневековый город не был единым — его население составляли феодалы, богатые купцы и духовенств, с одной стороны, и простые посадские люди (мастера, мелкие торговцы, капитаны и матросы «корабельных пристанищ», работные люди), с другой стороны.

Горожане были передовой частью народных масс; их руками, умом и художественным вкусом создавалась вся бытовая часть феодальной культуры: крепости и дворцы, белокаменная резьба храмов и многокрасочная финифть на коронах и бармах, корабли с носами «по-звериному» и серебряные браслеты с изображением русальных игрищ. Мастера гордились своими изделиями и подписывали их своими именами.

Кругозор горожан был несравненно шире, чем у сельских пахарей, привязанных к своему узенькому «миру» в несколько деревень. Горожане общались с иноземными купцами, ездили в другие земли, были грамотны, умели считать. Именно они, горожане, — мастера и купцы, воины и мореплаватели — видоизменили древнее понятие крошечного сельского мира (в один день пути!), раздвинув его рамки до понятия «весь мир».

Именно здесь, в городах, посадские люди увлекались веселыми языческими игрищами, поощряли скоморохов, пренебрегая запретами церкви. Здесь создавалась сатирическая поэзия, острое оружие социальной борьбы, рождались гуманистические идеи еретиков, поднимавших свой голос против монастырей, церкви, а порою и против самого бога. Это посадские «черные люди» исписывали в XI–XII вв. стены киевских и новгородских церквей веселыми, насмешливыми надписями, разрушая легенду о повсеместной религиозности средневековья.