Юрий Жуков - Тайны Кремля

Возможность для того предоставило как нельзя вовремя поступившее из Киева заявление очередной жертвы произвола НКВД, которое — редчайший случай! — не только вышло за стены тюрьмы, но и оказалось (несомненно, не без прямого участия Берия) в распоряжении узкого руководства. Попавший им в руки документ свидетельствовал о возникновении явной фальшивки — «раскрытой» в Молдавии разветвленной «заговорщицкой организации». Она якобы включала группу учителей во главе с автором заявления, Садалюком, и ячейку «сионистов», образованную неким Ленгинером, и была связана, по «признанию» арестованных, с… первым секретарем ЦК КП(б) Украины Н. С. Хрущевым и председателем СНК УССР Д. С. Коротченко. В тот же день, 1 декабря, последовало крайне жесткое по тону и содержанию решение ПБ, предопределившее дальнейшее развитие событий. Оно предусматривало: «…Обязать т. Берия проверить дело т. Садалюка, привлечь к ответственности следователя Чичикало и его вдохновителей. В случае подтверждения заявления т. Садалюка, организовать открытый суд, расстрелять виновных и опубликовать в печати (центральной и местной)».

Расследование, проведенное А. 3. Кобуловым, сотрудником 2-го отдела ГУГБ Н. В. Ломовым и начальником следственного отдела Прокуратуры СССР Л. Р. Шейниным, конечно же, подтвердило полную невиновность всех подследственных. И 22 декабря последовало второе решение ПБ по данному вопросу — «Провести в Киеве гласный судебный процесс над виновниками искусственного провокационного дела о Садалюке и других учителях, а также о гр. Ленгинер». Далее же все проходило по готовому сценарию. Трибунал внутренних и пограничных войск Киевского военного округа признал виновными сотрудников 4-го отделения управления госбезопасности НКВД Молдавской АССР, начальника Г. Н. Юфу, оперуполномоченного И. В. Волкова, его помощников И. А. Шица и П. Г. Чичикало, секретного агента С. П. Кузьменко. Избежал суда и ответственности только нарком внутренних дел автономной республики И. Т. Широкий, застрелившийся сразу же после начала следствия [84] Там же, д. 1004, л. 6; оп. 163, д. 1206, л. 45–49. .

Второй аналогичной акцией, призванной одновременно и дискредитировать старый НКВД, и создать образ борца за справедливость новому, возглавляемому Берией, стало разоблачение, также на открытом судебном процессе, еще одной фальшивки. Ею теперь оказался плод преступного рвения и вседозволенности горотдела НКВД по Ленинск-Кузнецку (в то время в составе Новосибирской области, что проливает свет на причину отстранения первого секретаря этого обкома). Тот, как было установлено, «вместо разоблачения уголовных и антисоветских элементов, которые использовали учащихся (местной средней школы. — Ю. Ж. ) в своих преступных целях, провел репрессии в отношении учащихся, арестовав 17 человек, и создал дело на них, приписав им участие в контрреволюционной, фашистско-террористической организации». Чтобы усилить степень воздействия совместных постановлений от 17 ноября и 1 декабря, добиться восприятия их как важнейшей директивы, ПБ своим решением от 4 января 1939 года позволило первичным парторганизациям управления НКВД и прокуратуры области «обсудить случай нарушения законности». Позднее, в конце февраля, о состоявшемся в Ленинск-Кузнецке судебном процессе сообщили и некоторые газеты [85] Там же, оп. 163, д. 1206, л. 193; оп. 3, д. 1004, л. 49; Орлов А . Тайная история сталинских преступлений. М., 1991, с. 241. .

…Столь важные, слишком для многих судьбоносные в прямом, буквальном смысле, совместные постановления от 17 ноября и 1 декабря так и не были преданы гласности. Для абсолютного большинства населения остались тайной за семью печатями. Но несмотря на это, их выполнение даже в незначительной, ничтожной доле, страна ощутила практически сразу. Почувствовала реальность, очевидность перемен к лучшему благодаря хотя и не рекламировавшейся, но и не скрывавшейся первой относительно широкой реабилитации. Возвращению домой из тюрем и лагерей полностью оправданных, в ряде случаев восстановленных в партии, в прежних должностях и званиях тех, кто не без основания считал свой жизненный путь завершенным. В массовом сознании эти события вместе с уже шедшим восстановлением в рядах ВКП(б) только необоснованно исключенных, оказались связанными с признанием партией допущенных ошибок, исправлением их. Надолго запечатлелись как благодатное прекращение «ежовщины» с одновременно высокой оценкой личной роли чуть ли не как инициатора освобождения безвинных нового наркома Берии.

Те же несколько тысяч человек, кто по своему положению познакомился с постановлениями, мог при желании обратить внимание на весьма примечательную их особенность. В обоих документах, вроде бы подробно анализировавших причины таких вопиющих преступлений, как «практика массовых арестов», «упрощенный порядок расследования», их в вину ставили только НКВД и прокуратуре. Ни словом не упоминали о гораздо большей ответственности партийных органов, что было далеко не случайным.

Инициаторами крутого поворота внутриполитического курса смещения Ежова, тотальной чистки кадров НКВД и партии — всех, напрямую связанных с массовыми репрессиями, а вместе с тем и трех, закрепивших этот процесс постановлений, явилась меньшая часть узкого руководства — Сталин, Молотов, Ворошилов и Маленков, поддержанные в последнюю минуту еще и Андреевым, Ждановым, Кагановичем, Микояном. То есть, не только лидерская группа ПБ, но и вместе с тем те, кто возглавлял СНК СССР (летом 1938 года стал заместителем его председателя и Каганович), Красную Армию. Именно они тем самым объединяли, символизировали обе реальные ветви власти — партийную и советскую, а потому никак не могли допустить, чтобы опороченными сразу оказалась и та, и другая. Ведь подобный шаг неизбежно означал бы подрыв ими самими собственных позиций. Поставленные перед жестокой необходимостью выбора, они склонились к осуждению только государственных структур.

Поступили так потому, что слишком долго были профессиональными революционерами. Не могли отрешиться от представления себя прежде всего создателями большевистской партии, защитниками ее интересов. В силу же такого, предопределенного выбора неизбежно оказались выразителями взглядов наиболее ортодоксальных, консервативных слоев партократии. Тех, кто так и не сумел изжить представления периода революции и гражданской войны, приобрести опыт созидательной деятельности. Продолжал вести себя так, будто страна все еще была разделена на два противоборствующих лагеря, ведущих борьбу не на жизнь, а на смерть. Считал, что единственным средством политики остается сила. Прежде всего она. Да еще фанатизм, слепая преданность не просто понимаемой каждым из них по-своему, но и вульгаризованной, искаженной коммунистической идее.