Юрий Жуков - Тайны Кремля

Потому-то небольшая, для тех лет прогрессивная и реформаторская часть высших кругов стремительно изменявшейся по своему составу партократии вынуждена была пока ограничиться малым. Самими постановлениями и их возможно большим осуществлением — ведь это давало им веские гарантии личной безопасности, неприкосновенности. А вместе с тем довольствоваться и происходившим — не очень бросавшейся в глаза медленной переоценкой места и роли ВКП(б) в системе управления, глубинных сдвигов в идеологии.

Тенденция отказа от революционного курса, как отмечалось выше, впервые обозначилась в 1935 году, и вскоре начала приобретать все более последовательный и устойчивый характер. За четыре года доказательств тому накопилось предостаточно, хотя еще их очевидцам и было трудно связать все воедино, разглядеть за ними конечную цель.

Столь же явным, как и новая Конституция, знаком грядущих перемен стала ликвидация Коммунистической академии [86] Правда. 1936. 8 февраля. , создание на основе ее институтов экономики, истории советского строительства и права, мирового хозяйства и мировой политики. Восстановление тем самым в правах тех самых наук, которые прежде категорически отвергались как якобы внеклассовые или буржуазные. Передача фундаментальных исследований по ним в систему и под эгиду юридически автономий, как бы аполитичной Академии наук Советского Союза.

О том же медленном идеологическом дрейфе свидетельствовало многое, очень многое иное. Например, постановления СНК СССР 1936 года об увековечении памяти весьма далеких от марксизма мыслителей — «революционных демократов» Н. А. Добролюбова, Н. Г. Чернышевского, В. Г. Белинского. Возрождение глубокого и неподдельного интереса к дореволюционному прошлому страны. Выражение уважения к нему, проявившееся во время длительного, необычно пышного празднования юбилея долгое время игнорировавшегося партийной пропагандой Пушкина в 1937 году. Уже на следующий год — еще одного, аналогичного события — 750-летия «Слова о полку Игореве», отмеченного сравнительно скромно. Наконец, внимание к прежде рассматриваемом некоторыми литературоведами-марксистами мистиком Н. В. Гоголю — объявление опять же СНК СССР конкурса на новый памятник ему в Москве [87] СЗ. 1936, № 7, ст. 60; № 22, ст. 286. .

Более очевидным примером пересмотра ортодоксальной идеологической линии стала резкая критика в ноябре 1936 года комической оперы Бородина «Богатыри», поставленной А. Я. Таировым в Камерном театре на основе нового либретто тогдашнего классика революционной советской поэзии Демьяна Бедного. Хотя идея создания такого спектакля принадлежала председателю комитета по делам искусств П. М. Керженцеву, им же, судя по некоторым данным — не без прямого указания со стороны Молотова, был подписан приказ и о снятии оперы с репертуара «как чуждой советскому искусству». Мотивировка же такой оценки должна была ошарашить всех, кто ознакомился с нею. Спектакль, мол, «огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа(выделено мною. — Ю. Ж .); дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа, так как оно способствовало сближению славянских народов с народами более высокой культуры» [88] Правда. 1936. 14 ноября; Коонен А . Страницы жизни. М., 1975, с. 371. .

В том же ряду, твердо продолжая именно новый подход к прошлому, оказались и другие последующие идеологические акции. Конкурс на новый учебник истории СССР для начальных классов школ и победа на нем в августе 1937 года профессора А. В. Шестакова, выразителя идей преемственности и государственности. Выход в 1937 году на экраны страны первой серии кинофильма режиссера В. Петрова и сценариста А. Толстого «Петр Первый». Фильма, в котором первый российский император предстал перед зрителями не просто заглавным, но и откровенно положительным героем. Величайшим государственным деятелем, пекущемся исключительно о благе отечества. А в следующем году — еще более тенденциозного по своей направленности кинофильма С. Эйзенштейна «Александр Невский».

Выглядели вроде бы незначительными, весьма далекими от сложных идеологических проблем, но от того не утрачивали значимости еще одного свидетельства перемен, начатые весною 1936 года розыгрыши кубка и первенства СССР по футболу. Ранее довольно скромно их проводил ВЦСПС среди только заводских, что подчеркивало «классовый, пролетарский» характер состязаний, команд. Теперь же, при новых условиях, последние преобразовывались в клубные и потому профессиональные. Игры между ними, благодаря регулярной трансляции по радио, сразу же привлекли небывалый интерес, породили поклонников — записных болельщиков и изменили досуг значительной части мужского населения. Предоставили им, вдобавок, возможность открыто, без оглядки, размежеваться по приверженности к той или иной команде. Сублимировать тем самым имевшуюся, но не растраченную энергию, которая слишком легко, и, к тому же, в любой момент могла найти выход в политике.

Сдвиг в прежних представлениях об обособленности Советского Союза, его противостоянии всем остальным странам за исключением дружественных, братских Монголии и Тувы обозначило немыслимое прежде его участие в Парижской всемирной выставке 1938 года. Оно не только достаточно очевидно свидетельствовало о стремлении вырваться из политической изоляции, любым, даже таким способом постараться вернуться в общую семью наций. Вместе с тем подготовка, а затем и функционирование советского павильона, о чем достаточно регулярно и полно информировала пресса, позволяло воспитывать чувство патриотизма, гордости за свою страну, за ее и свои достижения, которые, как внушалось пропагандой, ставили СССР на один уровень с промышленно развитыми державами. Такими, как США и Германия, Франция и Великобритания.

Иной — совершенно неощутимой, практически не замеченной большинством, не оцененной должным образом, оказалась более важная, принципиальная реформа. Та, что была направлена на создание общей языковой базы, и позволившей бы в обозримом будущем сплотить многочисленные (более 100!) народы Советского Союза в единую нацию. Способствовать тем самым наименее безболезненному преобразованию союза республик, чисто формально, по конституции, обладавших неким подобием суверенности, в конечном итоге в унитарное государство. Парадоксально, но благоприятным фактором для осуществления таких намерений оказалась так и не ликвидированная азбучная неграмотность населения страны. Перепись 1939 года зафиксировала наличие в целом около 18 % неграмотных, преимущественно лиц старше 50 лет, а в Средней Азии и на Кавказе — около 30 %.