Виталий Бессонов - Тарутинское сражение

В это время выдвинутый вперед 4-й корпус наткнулся на 3-й полк польской пехоты, который, находясь на значительном расстоянии от своих главных сил, оказался в тяжелом положении. Радожицкий писал, что «две колонки французов (то есть поляков — В.Б. ), занимавших левее меня лес, бросились из него бежать через поляну, для соединения с своими; тогда у нас не случилось кавалерии, чтобы схватить их. Я пустил в них два ядра, и, зарядив пушки картечью, погнался за ними поближе; но меня остановили, потому что прикрытие пехоты отставало. Колонки между тем, к досаде нашей, перешли ручей и спаслись» [436] Радожицкий. С.221. .

Свидетелем отступления 3-го польского полка стал ехавший к Кутузову Коновницын. «Мы, — вспоминал Михайловский-Данилевский, — увидели две колонны, стоявшие позади нас и которые в нас стреляли. Коновницын сказал мне, что это должно быть заблудившиеся войска из корпуса графа Остермана». Он направил к ним Михайловского-Данилевского, чтобы ввести их в дело. «Я бросаюсь, даю знак шпагою, чтобы более не стреляли, приближаюсь к ним, и что же представилось глазам моим? это были французы (поляки — В.Б. ), я мог увидеть их мундиры, кивера и даже различить черты лиц. Я поворотил лошадь, но тысячи пуль свистят около меня, ибо по мне открыли батальный огонь; попадают в лошадь, одна пуля пробивает мою фуражку, а другая насквозь правую мою руку, попавши выше локтя, и вылетает близ кисти. Я сохранил столько силы, чтобы дать шпоры моей лошади; пули преследуют меня, горячая кровь льется из ран моих, свет меркнет в глазах, лес, находящийся передо мною, кажется, начинает двигаться… Я падаю, но в сию минуту вижу выезжающего из леса капитана Степанова, собираю последние силы свои, кричу ему: „спаси меня!“ и лишаюсь чувств» [437] Михайловский-Данилевский 1. С. 165. .

За движением польской пехоты наблюдали и на правом фланге русской армии. Неприятель шел на соединение с главными силами по открытой местности, позади русской кавалерии. «Не видя ниоткуда никаких: приготовлений к атаке этой колонны, — вспоминал Граббе, — я подъехал к Васильчикову и сообщил ему это, как я полагал, незамеченное им обстоятельство. „Кажется, что здесь все начальствуют“, отвечал он мне с пренебрежением. „Напротив, кажется, что здесь никто не начальствует“, возразил я ему и, повернув лошадь, поскакал к польской колонне. Она продолжала идти поспешно, но в порядке, далеко впереди нашей пехоты, но все еще сзади нашей кавалерии, преследуемая картечью Донской конной артиллерии, наносившей ей вред, но недостаточный для ее истребления» [438] Граббе. С. 104–105. .

Таким образом, 3-й полк польской пехоты, находясь в окружении русских войск, до последней возможности оставался на своей позиции в лесу, активно противодействуя наступлению пехоты Беннигсена, и только под давлением превосходящих сил отступил в порядке к основным войскам противника. «Как только ему удалось выйти в чистое поле, — пишет Колачковский, — он построился в каре, оборонявшее друг друга огнем и, выдержав несколько атак, дошел, наконец, до Чернишни. Здесь он перешел глубокий овраг, по которому протекает эта речка, и был принят нами с неописанной радостью. Он сохранил даже свои орудия» [439] Колачковский. С.64. . Спасению польской пехоты в немалой степени способствовала несогласованность действий русских войск, и в первую очередь — 4-го пехотного корпуса и кавалерии левого фланга.

Выйдя из леса со своим корпусом, Остерман-Толстой выдвинул на возвышенность батарейную роту № 23, усилив тем самым наступательное действие на правом фланге. Несмотря на то, что неприятель сумел сосредоточить все свои силы на новой позиции за рекой Чернишней, он был не в состоянии выдержать все возраставшее давление русских войск, охвативших его левый фланг и угрожавших отрезать дорогу на Вороново. Действия русской артиллерии, пехоты и конницы Орлова-Денисова вынудили противника начать общее отступление. «С этого момента, — отмечает Дурново, — победа стала полной. Неприятель был разбит, и его преследовали по всем пунктам» [440] Дурново. С.97. . 19 октября в рапорте Кутузову Беннигсен совершенно справедливо написал: «Малая часть бывших под командою моей войск имели таким образом честь и славу принудить армию под предводительством короля Неаполитанского к совершенному и скорому отступлению» [441] Известия. С. 154. .

«Построив, — вспоминал Колачковский, — пехоту в каре, мы начали потихоньку отступать к Спас-Купле под прикрытием артиллерии и кавалерии» [442] Колачковский. С.65. . Войска правого фланга русской армии перешли к преследованию. С фронта наступали 2-й и 4-й пехотные корпуса, в то время как 3-й корпус был направлен вправо, за деревню Дмитровскую, «дабы прикрыть правый фланг армии и, вместе с тем, наблюдать дорогу, ведущую из Дмитровского в село Вороново» [443] Бутурлин 2. 4.2. С.30; План сражения при Тарутине (при Чернишне) 6 октября 1812 г. // Кутузов. 4.2. Альбом схем. . С фланга и тыла действовали казаки Орлова-Денисова при поддержке пехоты и регулярной кавалерии. «4-й корпус наш, — пишет Радожицкий, — подвигался медленно и невольно позволял перед собой уходить неприятельской пехоте, потому что при нем не было кавалерии» [444] Радожицкий. С.222. . В 10 часов части Остермана-Толстого заняли неприятельские биваки поляков на левом берегу реки Чернишни [445] Радожицкий. С.223. . Следовательно, в течение примерно трех часов неприятель удерживал натиск русских войск, особенно активно действовавших на его левом фланге. За это время ему удалось создать новую линию обороны для прикрытия своего отхода, который начался ближе к 10 часам. Под давлением русских сил противник начал общее отступление к селу Спас-Купля.

А. Ежов. Рядовой егерского полка, 1812 г.

Заняв оставленный поспешно польский лагерь, русские войска увидели, в каком положении находился противник и насколько неожиданным было для него утреннее наступление. «Они, — вспоминал Евреинов, — расположились в сие время на разостланных по траве коврах пить чай, при некоторых, находившихся с ними, женщинах и как только они нас увидели, то опрометью начали бежать, сами не зная, куда, и не успевая ничего с собою захватить, так что и мне пришлось взять чашку с горячим еще чаем. Я вылил из нее чай и положил к себе на память в карман, как первую военную добычу; еще завладел я в богатом красного сафьяна с золотым обрезом переплете французскою Библиею, с эстампами, вероятно, похищенную французами в Москве, может быть из библиотеки графа Бутурлина, судя по богатому переплету» [446] Евреинов. С.452. . О лагере противника Радожицкий писал: «Мы с изумлением увидели остатки поеденных французских лошадей, около балаганов, составленных из дверей, столов и проч. Поваренная посуда, котлы и чайники оставались на дымящихся очагах; они обнаружили, что французы имели еще крупу и горох, только нуждались, кажется, в хлебе и говядине. Нам попался тут красивый вороной жеребенок, который, видно, откармливался у них вместо телятины» [447] Радожицкий. С.223. .