Мэтью Деннисон - Двенадцать цезарей

Затем его тело забрали из Мамертинской тюрьмы и выставили на всеобщее обозрение на Гемониевой террасе. На протяжении трех дней люди, полные ненависти и ярости, выливали свое презрение на останки человека, который поставил перед собой слишком высокую цель — принципат. Как мы видели, Тиберий оправдывал свои действия. Но смерть Сеяна не спасла ни Агриппину, ни Друза. Нерон к этому времени был уже мертв, и мать с братом последовали за ним в могилу.

А Тиберий развязал настоящую бойню. Это было своего рода сумасшествие, альтернативная реальность, для которой не существовало правил поведения, и которую поддержал сенат. Первой погибла семья Сеяна, при этом малолетнюю дочь, Юниллу, с веревкой на шее перед смертью изнасиловал палач, поскольку в Риме не было прецедентов казни девственниц. Затем последовала дальнейшая чистка принцепсом сенаторских рядов, более чем половина крупных судебных дел за все правление Тиберия прошли за последние шесть лет его жизни. [89] Shotter, pp. 63/4 Месть тем, кто поддерживал Сеяна или был его сообщником, стала напоминать жестокую стихийную силу. Брутедий Нигер, Публий Вителлий, Секстий Пакониан, Гай Анний Поллион, Гай Аппий Силан, Гай Кальвизий Сабин, Анний Винициан, всадник Геминий — список пополнялся неимоверно быстро: всякая связь с Сеяном считалась заслуживающей смертной казни. «Не было такого оскорбления, которого бы осужденные не бросали ему [Тиберию] в лицо, — рассказывает Светоний. — Его мятущийся дух жгли еще больнее бесчисленные поношения со всех сторон». Ценой тирании становятся бессонные ночи, и это историческое правило.

В конце концов гроза миновала. На Капри на вилле были парники для огурцов. Тиберий завел маленькую змейку и сам ее кормил. Пусть его не любили в Риме, но он сохранил власть над империей, оставаясь компетентным и добросовестным администратором. Связующей силой между широко разбросанными провинциями служил его аукторитас (такой же всесильный авторитет, какой однажды был у Августа). В 33 году он погасил самый острый финансовый кризис за время своего правления, раздав сто миллионов сестерциев в виде трехлетних беспроцентных займов. Были отчеканены новые деньги, чтобы удовлетворить растущий спрос. Однако нумизматическим изобразительным элементом всех последних монет Тиберия был божественный Август [90] Sutherland, p. 103 , восходящий на небеса. Он выражал в миниатюре основу принципата Тиберия: его искреннюю преданность системе Августа, которую он создал для себя более полувека назад. Но Тиберий обманывался. Его переезд из Рима на Капри представлял собой отступление от самого главного принципа Августа: правитель — это слуга государства, первый среди равных, республиканец в пурпурной тоге. Несмотря на лицемерные пустые слова в пользу Августовой системы, управляя с помощью эдиктов (письма и инструкции сенату с Виллы Юпитера), Тиберий отбросил даже иллюзии относительно службы государству и консенсуса. Его власть, как убедился Сеян, была абсолютной.

Тиберий умер 16 марта 37 года на континенте, в Мизене, античном порту Кампании. Это произошло на вилле, прежде принадлежавшей Луцию Лукуллу — исполинской фигуре поздней Республики, известному как «Ксеркс в тоге». Тиберию было семьдесят восемь лет. Его ручная змейка умерла, сожранная чуть ли не на его глазах полчищем муравьев. Учитывая нетерпение, с которым в сенате и на улицах Рима ожидали его смерть, неудивительно, что множество источников описывают ее по-разному. Непосредственной причиной смерти была лихорадка, но к ней вполне можно добавить старческое изнеможение. Тиберий, привыкший за всю свою жизнь к двуличию и лицемерию, старался скрыть от окружающих свое состояние, выдавая его за нормальное. В присутствии лучшего врача своего поколения, Харикла, Тиберию не имело смысла притворяться. Смерть его была спокойной, хотя Светоний сообщает, что он упал замертво рядом с кушеткой, когда его покинули силы. А Тацит дает другую причину. После ложной тревоги, когда радостные подхалимы кинулись поздравлять Гая, Тиберий пришел в сознание. Лизоблюды в панике разбежались, а единственной реакцией Гая было остолбенелое молчание. В этот момент крушения надежд инициативу захватил Макрон, который приказал задушить старика постельным бельем. Тиберий не сопротивлялся: он был немощным и усталым, поэтому на него просто набросали одеяла. Никто не протестовал. Даже сам Тиберий. Он оставил казну, наполненную почти тремя миллиардами сестерциев — результат долгой и тщательной заботы об имперских финансах. Как мы увидим ниже, этого было недостаточно, чтобы его преемник не попытался в течение четырех лет отречься от его памяти. Время тирании и жестокости только начиналось.

Больше никакого притворства. Никаких крокодиловых слез о сокрушенной и отвергнутой Республике или о смерти вечно отсутствующего в Риме императора, которого ненавидели и боялись, хотя приличия были соблюдены в виде устроенных Гаем торжественных похорон, а сам он со временем пересмотрит свою оценку поведения Тиберия, когда ему, как и предшественнику, будут угрожать заговоры. Действительно, для эпизодов этого царствования характерна преднамеренная историческая амнезия со стороны четвертого цезаря Рима, названного «Калигулой»: отказ раболепствовать перед прежним правителем или потакать ностальгии сенаторов об ушедшем олигархическом Золотом веке.

С точки зрения Гая Калигулы, циничная приверженность Тиберия заблуждению Августа относительно формирования правительства путем выборности должностных лиц и роли принцепса как «первого среди равных» была такой же затхлой, как его труп. Всегда откровенный до неприличия, он презирал ложь этой системы. Недовольный тем, что его провозгласили «цезарем благим и величайшим», равно не допускающий по настроению ни лести, ни откровенности, он жаждал автократии и добился существенных успехов в достижении этого. Такое радикальное изменение сформировало ход событий в правление Гая. Оно определило его отношение к сенату и простому народу и вдохновило на создание собственной мифологии. Оно вызвало такую неприязнь авторов античной истории, что для современных читателей Гай Калигула неточно, но последовательно представляется душевнобольным и теряется в тумане фактов и вымыслов, в котором невозможно ориентироваться с уверенностью.

В юности Гай немало страдал, живя крайне осмотрительно, поскольку Тиберий подозревал в опасных замыслах его семью, известную и пользующуюся любовью народа. Когда Тиберий умер, появилась новая надежда. С этого времени будет существовать только один путь — путь Гая. Никакого «общего согласия сената и римского народа», как сказано в «Деяниях божественного Августа». [91] RG 34.1 Никакого участия сената в общественных финансах, общественных проектах, воинского набора или переписки с вассальными царями, как практиковалось Тиберием. [92] 12С 13, pp. 4/5 Не будет даже лживых словоизлияний о хороших отношениях между императором и сенаторами. Фраза «Пусть ненавидят, лишь бы боялись» стала политикой, широко применяемой ко всем классам, в которой правителя и подданных разделял страх. Наделенному сенатом официальной высшей властью и поддерживаемому армией благодаря семейным связям (а также преторианской гвардией, которой Макрон от его имени очень вовремя выплатил по две тысячи сестерциев каждому солдату), Гаю Калигуле тем не менее критически не хватало аукторитас : он не мог, подобно своему предшественнику, предъявить право на власть благодаря личному авторитету или в награду за службу государству. Не имея опыта, он был просто самим собой. Гай решил, что добьется отличия самостоятельно. Это было отношение, не способствующее компромиссам. В марте 37 года преемник Тиберия вступил в должность, не имея оппозиции. Его правление началось в атмосфере всеобщего согласия, политика причастности к общему делу и консенсуса применялась как к простому народу, так и к сенату. Она оказалась недолговечной. Правление Гая не завершилось счастливым концом ни для него самого, ни для Рима. Как его предшественник, эпилептик Юлий Цезарь, а также последующие императоры: Гальба, Отон, Вителлий и Домициан, — этот злодей умрет тысячу раз и падет жертвой неистовства убийц: подбородок рассечен, пах пронзен мечами, тело изувечено и изрублено. По иронии судьбы, безумного тирана, который получал удовольствие от телесных и душевных страданий невинных людей, ждал кровавый и мучительный конец. [93] BJ 18.6