Юрий Петухов - Дорогами тысячелетий

Что заставило Беннигсена быть столь пассивным, трусливым и бездеятельным? Может быть, его приводил в трепет Наполеон? Нет, в трусости Беннигсена обвинить трудно. Это ведь он был одним из организаторов убийства Павла I, а там риск был значительно большим. Вряд ли он трепетал перед Наполеоном. В русской армии не было генералов, которые бы трепетали перед императором Франции. Да и за все время Наполеон не разбил практически ни одного русского генерала. Беннигсена разбил, но Беннигсен не был русский — он остзейский барон, иноземец на русской службе.

Русские же генералы никогда не склоняли головы перед «корсиканским чудовищем». И Багратион, который сам, значительно уступая врагу в силах, приводил его в трепет, и Дохтуров, который даже под Аустерлицем при общей неудаче не потерпел поражения, а под Малоярославцем смело бросился с горсткой войск навстречу главной армии Наполеона, заявив: «Наполеон хочет пробиться: он не успеет, или пройдет по моему трупу».

В трепете перед Бонапартом никогда не был и генерал Петр Петрович Коновницын, который вообще презирал всех, кто ищет наживы на русской земле, кто не любит Россию, а служит ей лишь ради собственной выгоды. Он говорил: «Никогда я не дам иностранцу звание генерала. Давайте ему денег, сколько хотите, но не давайте почестей, потому что это — наемники».

Наемником был и Беннигсен, и недаром за кампанию 1807 года, которую он провел в целом неудачно для русской армии, несмотря на превосходное мужество ее солдат и талант военачальников, он обогатился. Факты говорят за то, что Беннигсен состоял в сговоре «с хищниками интендантами, где первые скрипки играли представители все той же «немецкой партии», беззастенчиво обирал истекающую кровью русскую армию и сумел составить себе за прусскую кампанию, продолжавшуюся немногим полее полугода, большое по тем временам состояние. Об этом будет много гневных разговоров и в войсках и в обществе, однако Беннингсену, продолжавшему неизменно находиться в фаворе у государя, все сойдет с рук. В 1812 году он еще по настоянию Александра I займет должность начальника главного штаба и, как один из самых ярых врагов Кутузова, станет плести против него свои злобные интриги, а его распоряжение, сделанное втайне от светлейшего князя о перемещении корпуса Тучкова на Бородинском поле, чуть было не обернулось непоправимой бедой».

Александр Иванович Остерман-Толстой одному из иностранных генералов, прибывших в Россию для «ловли счастья и чинов», открыто заявил: «Для вас Россия мундир ваш — вы его надели и снимите, когда хотите. Для меня Россия кожа моя».

Для Беннигсена Россия не была его кожей. Наполеон, разбогатевший за счет грабежей порабощенных стран и народов еще в первые свои кампании, был ему ближе по духу, чем русские генералы.

Не специально ли он подыгрывал ему? Попробуем разобраться, как складывалось сражение дальше, сражение, которое уже дважды могло быть выиграно русскими, причем даже без участия собственного главнокомандующего. Главнокомандующий нужен был в данном случае лишь для того, чтобы помешать выиграть.

После усиления своей правофланговой группировки Наполеону удалось добиться успеха. Михайловский-Данилевский так описывает сложившуюся обстановку после прорыва врага: «В то время русская армия образовала почти прямой угол, стоя под перекрестным огнем Наполеона и Даву. Тем затруднительнее явилось положение ее, что посылаемые к Беннигсену адъютанты не могли найти его. Желая ускорить движение Лестока, он сам поехал ему навстречу, заблудился, и более часа армия была без главного предводителя.

Сильно поражаемый перекрестными выстрелами и видя армию, обойденную с фланга, Сакен сказал графу Остерману и стоявшему рядом начальнику конницы левого крыла графу Панину: «Беннигсен исчез; я остаюсь старшим; надобно для спасения армии отступить…»

Кому не известно, сколь опасно для войск потерять управление, да еще в те минуты, когда противник владеет инициативой! Можно представить себе, чем могло кончиться сражение, но «вдруг неожиданно, — сообщает далее историк, — вид дел принял выгодный нам оборот появлением тридцати шести конных орудий».

Что же произошло в эти, едва не ставшие трагическими для русской армии часы? Куда и с какой целью ездил главнокомандующий барон Беннигсен? Указание историков на то, что он отправился искать корпус Лестока, сделаны с его же слов. Неужели нужно самому главнокомандующему отправляться на поиски корпуса? Ведь для этого всегда и всеми используются адъютанты, ординарцы и другие офицеры, которым и поручается подобное дело.

Здесь произошло иное. Поняв, что опасность чудным образом отведена и разгрома, на грани которого, по мнению Беннигсена, находилась армия, не случилось, он поспешил придумать более или менее удобное для себя объяснение своего исчезновения. Но разве можно представить себе главнокомандующего, который в критический момент сражения легко слагает с себя руководство боевыми действиями и, ничего никому не объяснив, покидает командный пункт, предоставляя подчиненным самим решать, что и как делать? Главнокомандующий в подобные минуты обязан принять срочные меры и использовать все имеющиеся под рукой силы и средства для достижения успеха.

Исчезновение Беннигсена остается загадкой. Возможно, он считал для себя более выгодным оказаться подальше от кровавой резни, на которую пытался обречь русских, а потом все неудачи свалить на других генералов. Возможно, он полагал, что и такого шага довольно будет, чтобы отвести от себя беду и оправдаться перед Александром I за потерю армии. Во всяком случае, желания выиграть сражение он не проявил ни до ни после того момента.

Положение же спас артиллерии генерал-майор граф Александр Иванович Кутайсов. Все утро проведя в бесполезной артиллерийской перестрелке с противником, Кутайсов во второй половине дня, обеспокоенный шумом в тылу армии, решил прояснить для себя обстановку и с разрешения генерал-лейтенанта Тучкова выехал к центру, поднялся на небольшой холм и обозрел окрестности. Мгновения было достаточно, чтобы оценить создавшееся положение. Кутайсов тут же приказал своему адъютанту поручику Ивану Арнольдн скакать на батарею и передать распоряжение о переброске на угрожаемый участок трех конноартиллерийских рот князя Л. Я. Яшвиля, А. П. Ермолова и Н. И. Богданова — всего тридцать шесть орудий. Больше взять не мог, опасаясь, что слишком оголит правый фланг.

Две роты Кутайсов развернул на высоте перед мызой Ауклаппен, приказав ударить картечью по пехоте и брандскугелями по строениям. Третью роту он сам повел к ручью, рассекавшему лес, где еще во время выдвижения заметил позиции французской артиллерии. Мыза запылала, французы стали метаться под картечным огнем, продвижение остановилось. Одновременно с конноартиллерийскими ротами прибыл к месту схватки и пехотный резерв, возглавляемый князем Багратионом, «который, — как отметил в своих воспоминаниях Денис Давыдов, — в минуты опасности поступал на свое место силою воли и дарования…»