АКАДЕМИЯ НАУК СССР, АКАДЕМИЯ МЕДИЦИНСКИХ НАУК СССР - НАУЧНАЯ СЕССИЯ, ПОСВЯЩЕННАЯ ПРОБЛЕМАМ ФИЗИОЛОГИЧЕСКОГО УЧЕНИЯ АКАДЕМИКА И. П. ПАВЛОВА (28 июня — 4 июля 1950 г.)

Само собой разумеется, что при распространении строгообъективного метода на человека И. П. Павлов имел в виду и речевую деятельность, думая не только об изучении функций первой сигнальной системы, но и об изучении функции второй сигнальной системы, систем, неразрывно связанных друг с другом, постоянно взаимодействующих и в этом взаимодействии составляющих целостную высшую нервную деятельность человека.

Из приведенной цитаты также совершенно ясно, что И. П. Павлов стоял на позициях строгого и последовательного детерминизма, который, видимо, даже до настоящего времени далеко не всем, и в том числе и некоторым из учеников И. П. Павлова, не легко дается.

А между тем В. И. Ленин еще в конце прошлого столетия в своей работе «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» писал: «Идея детерминизма, устанавливая необходимость человеческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, нимало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его действий» (Соч., т. 1, стр. 142).

Мы знаем, что за идею детерминизма в свое время боролся и И. М. Сеченов: «Мысль считается обыкновенно п р и ч и н о й поступк а, — говорит он. — В случае же, если внешнее влияние, т. е. чувственное возбуждение остается, как это чрезвычайно часто бывает, незамеченным, то, конечно, мысль принимается даже за первоначальную причину поступк а… Между тем это величайшая ложь. Первоначальная причина всякого поступка лежит всегда во внешнем чувственном возбуждении, потому что без него никакая мысль невозможна» (Рефлексы головного мозга, 1926, стр. 105).

Как мы видели, взгляды И. П. Павлова и Л. А. Орбели в некоторых принципиальных вопросах учения о высшей нервной деятельности несколько расходятся. Особенно ясное выражение это находит в ряде работ одного из учеников и ближайших сотрудников академика Л. А. Орбели проф. Г. В. Гершуни и сотрудников этого последнего.

Содержание всех этих работ, в основном, сводится к следующему: изменяя интенсивность какого-либо раздражителя, например, звукового, путем словесного опроса испытуемого определяют пороги ощущения. На тот же самый раздражитель вырабатывается какой-либо условный рефлекс. Обнаруживается, что возможны случаи, когда раздражитель, вызывая условный рефлекс и электрореакцию мозга, регистрируемую электроэнцефалографом, якобы не вызывает в то же время никакого ощущения, что выясняется при словесном опросе испытуемого относительно его «субъективных ощущений».

Подобные случаи Гершуни рассматривает как «субсензорную реакцию», как лишенный ощущения «субсензорный условный рефлекс». «Тот уровень организации нервной деятельности, который необходим для осуществления условно-рефлекторных реакций, — пишет Гершуни, — несомненно очень близок к уровню, необходимому для возникновения ощущений. Это, однако, близость, а не идентичность. Возможность в определенных условиях расслоения условных и сензорных реакций… позволяет думать о том, что дифференцированные ощущения отражают некоторую более высокую, чем простые условные рефлексы, степень организации нервных процессов… Как известно, изучение закономерностей психической деятельности человека приводит к заключению, что даже сложные виды этой деятельности могут быть неосознанными [например, Freud (Фрейд, 1924), Jannet, Леонтьев (1940, 1946)]… Что такое с психологической точки зрения субсензорный условный рефлекс? Можно думать, что это есть элементарное выражение неосознанной психической реакции» (Физиологический журнал СССР, т. 33, № 4, 1947, стр. 408-409).

Неизвестно, зачем понадобился Фрейд там, где с гораздо большим основанием следовало бы вспомнить о И. М. Сеченове, говорившем, что «чувственное возбуждение, производящее отраженное движение, может вызывать вместе с тем и определенные сознаваемые ощущения; но последнего может и не быть» (Рефлексы головного мозга, 1926, стр. 62). Нельзя было здесь не вспомнить также и о сеченовских «неопределенных темных ощущениях» (там же, стр. 83).

Три следующие черты характерны для исследований Гершуни:

1. высшая нервная деятельность совершенно искусственно разрывается на две части — одна (якобы более высокая ступень) — изучается с помощью субъективно-психологического метода, другая (якобы более низкая ступень) — исследуется путем павловского строго-объективного метода;

2. полученные с помощью обоих этих методов данные сопоставляются и обсуждаются с психологической точки зрения, причем для этого привлекаются какие-то мнимые «закономерности психической деятельности», будто бы изученные Фрейдом; таким образом не психологический узор укладывается на физиологическую канву, а, наоборот, делается попытка физиологические данные объяснить субъективно-психологическим путем;

3. вместе с тем совершенно игнорируются взгляды И. П. Павлова на взаимоотношения первой и второй сигнальных систем. А между тем данные Гершуни могут быть правильно поняты и объяснены только в свете павловского учения и, главным образом, с точки зрения взаимодействия первой и второй сигнальных систем.

Действительно, во всех работах Гершуни речь идет о следующем: с одним и тем же раздражителем в мозговой коре связаны две различные ответные реакции — одна не посредств енная- в виде условного рефлекса, и другая — словесная, на основании которой почему-то и решается вопрос о том, ощущается или не ощущается раздражитель. Следовательно, оба корковых процесса начинаются рецепцией, восприятием одного и того же раздражителя в первой сигнальной системе, но затем пути их расходятся: первый из этих корковых процессов разрешается ответной реакцией через первую сигнальную систему, второй же корковый процесс — через вторую сигнальную систему в форме речевой реакции, в виде словесного отчета о раздражителе.

При некоторых условиях первый — более простой — корковый процесс, протекающий, в основном, в пределах первой сигнальной системы, происходит беспрепятственно, но второй — качественно иной и более сложный процесс, переходящий из первой во вторую систему, следовательно требующий их совместной деятельности, их взаимодействия, оказывается неосуществленным. Один нервный путь находится в состоянии готовности к действию и достаточно возбудим, чтобы принять и провести раздражение данного качества и интенсивности, другой — недостаточно готов, недостаточно возбудим или даже заторможен.

В зависимости от разных условий эксперимента, от неодинаковой упроченности обеих корковых связей, от особенностей функционального состояния мозговой коры в целом и каждой из сигнальных систем в частности — в различном состоянии будут находиться и оба нервные пути, о которых идет здесь речь.