Виктор Баранец - Ельцин и его генералы

Приход Лебедя в Кремль заставил многих представителей высшей государственной власти внести серьезные коррективы в свою «деятельность». Те планы своей борьбы с коррупцией, которые обнародовал секретарь СБ, вызвали серьезную озабоченность в среде многих «хорошо устроившихся» людей, для которых мутная вода была идеальной средой обитания…

…Уже, наверное, лет десять я пытаюсь понять этого человека, ставшего одной из одиозных фигур политической жизни России конца XX века. И прихожу к выводу, что совершенно бесполезно втискивать Лебедя в какие-то общепринятые нормы. Бесполезно искать нормы и принципы там, где их нет (или если они «демисезонные»).

Словами и действиями своими он постоянно ломает привычные логические схемы и часто идет как бы сам против себя.

17 июня 1996 года он уже знал о проекте указа о назначении его секретарем СБ и тем не менее решился на весьма опасный выпад против Ельцина:

— Обнародованное действующим президентом страны решение о переводе армии в 2000 году на контрактную основу — абсолютный миф. В мире есть только две страны — США и Великобритания, — имеющие полностью профессиональные армии. Даже Германия и Франция этого себе пока позволить не могут, а уж что говорить об экономически разбитой России, где промышленность лежит, а сельское хозяйство в конвульсиях дрыгает ножкой…

Мне казалось, что на такие ходы способен только человек, у которого напрочь отсутствует способность просчитывать последствия своих слов и действий. Посудите сами: на столе Ельцина лежит указ о назначении Лебедя секретарем СБ. Все решено. Осталось лишь подписать его. Завтра генерал займет место в Кремле. А в это время в кабинет Ельцина заходит его помощник Батурин и говорит:

— Борис Николаевич, только что Лебедь публично назвал вчерашний ваш указ о профессиональной армии «абсолютным мифом»…

Всем было «нельзя». Лебедю было «можно». Есть в этом «загадочная» логика.

Пожалуй, только однажды был период, когда Лебедь «сбавил обороты» в остроте своих оценок Ельцина и когда, напротив, в них стала улавливаться совершенно несвойственная генералу конъюнктурная комплиментарность. Было это сразу после президентских выборов 1996 года.

— Президент определенно изменился. Примером тому может служить даже мое назначение. Согласитесь, что я — нечто доселе невиданное в Кремле… Теперь страна сделала свой выбор. Все будет нормально. Мы начнем медленно, поэтапно очищаться. Начнется восхождение. Я в этом не сомневаюсь.

Через четыре месяца он уже забудет о «восхождении» и начнет стращать соотечественников большой вероятностью социального взрыва…

Но люди, для которых он был символом борьбы с демократическим произволом, с теми, кто своими бестолковыми реформами проводил эксперимент над Россией и ее армией, эти люди были шокированы «изменой» генерала и потому продолжали упорно допытываться, почему он решил стать на сторону Ельцина.

Лебедь отвечал так:

— Потому, что в нашей стране борются две идеи, у каждой из них примерно одинаковое число сторонников. Старая, отжившая, потребовавшая десятки миллионов жертв и принесшая нашему народу неизмеримые страдания, и новая идея, по которой живет весь мир…

Лебедь некогда утверждал: «Демократической власти у нас нет, и я не рассчитываю до нее дожить. Демократическое общество строится столетиями по кирпичику, и надеяться на моментальный переход от тоталитарного режима к демократии не приходится»…

На кирпичиках российской демократии не засыхает человеческая кровь…

…Ввод войск в Чечню в декабре 1994 года командующий 14-й армией генерал-лейтенант Александр Лебедь назвал «дурью и глупостью» и добавил, что его подчиненные ни при каких обстоятельствах не будут участвовать в военных действиях. Когда же в прессе стал муссироваться вопрос о возможности его перехода в Министерство обороны, чтобы возглавить операцию на Северном Кавказе, Лебедь не без сарказма заметил, «что если разговор идет о выводе российских войск из Чечни, то я готов эту операцию возглавить». Развивая эту же тему, он с той же язвительностью говорил, что готов воевать в Чечне, если полки и дивизии будут укомплектованы детьми членов правительственной и президентской администраций.

Он вместе со всеми, кто хотел побыстрее установить мир на Кавказе, искал пути прекращения русско-чеченской бойни.

— Меня сегодня больно задевают события в Чечне. И мои прогнозы на дальнейшее их развитие весьма печальны, хотя по натуре я оптимист. Сегодня говорят о том, что «блицкриг» не планировался, но это чистейшее вранье. Выходит, планировалась вот эта многомесячная бодяга, в которой все больше увязает Российская армия?

Размышляя о способах решения чеченского кризиса, Лебедь одно время полагал, что необходимо «начать с того, чтобы освободить Чечню от российского бюджета. В Чечне уже канули 7 триллионов рублей, следующие 16 триллионов должны быть «инвестированы» в ничто аналогичным образом. Чеченцы должны заявить о своей воле на референдуме. Если народ пожелает независимости, пусть ее получит. 150 лет российско-чеченских отношений — это в лучшем случае скрытая вражда, а так — открытая война»…

Летом 1996 года можно было заметить, что Лебедь иногда отступал с ранее заявленных позиций либо вообще отказывался от них. Он начинал поправлять самого себя, уточнять собственные высказывания. Это особенно заметно было тогда, когда он говорил о чеченской проблеме.

В июле Лебедь в беседе с одним из немецких журналистов заявил, что он не возражал бы против независимости Чечни. А в беседе с корреспондентом «Нью-Йорк таймс» неожиданно сделал поворот на 180 градусов, назвав чеченских сепаратистов бандитами, а Чечню — частью территории России. И при этом особо подчеркнул: «Только с такой позиции мы можем рассматривать вопросы войны и мира там». А вопрос о независимости ЧР уже охарактеризовал как «глупость»…

В январе — феврале 1996 года в России развернулась очередная дискуссия по поводу чеченского кризиса. Включился в дискуссию и Лебедь. Он высказался… против вывода войск: «Это обыкновенный популистский лозунг: прежде чем выводить российских военных из Чечни, кто-нибудь подумал, куда мы их поселим, чем будем кормить, найдем ли для них работу?»

Несостоятельность этих вопосов, на мой взгляд, была очевидна. Что значило «куда мы их поселим?». Туда, где они жили и раньше. Что значило «чем будем кормить?». Естественно, тем же, чем и всех остальных военнослужащих. Что значило «найдем ли для них работу?». О какой работе речь, если военнослужащий, возвратившийся на место постоянной дислокации своей части, приступит к той же службе, которой он занимался до Чечни.