Виктор Баранец - Ельцин и его генералы

Но недолго музыка играла. Проходит месяц — и опять та же картина. Тогда Родионов пошел еще на один опаснейший для своей карьеры шаг: он собрал коллегию Минобороны почти в полном составе и добился ее приема у председателя правительства.

Недобрые языки тут же приклеили этой акции кличку «генеральский бунт», хотя Черномырдин потом признался, что ему на многое открылись глаза и что давно было нужно вот с такой запредельной откровенностью поговорить с генералами. Финансирование армии стало понемногу оживляться. Но и этот квелый ручеек вскоре опять стал пересыхать.

И опять Родионов выступал с леденящими душу речами в правительстве, в парламенте, на Совете обороны Многие сочувствовали, мало кто помогал министру расслабить финансовую удавку на тощей шее армии. Родионов настоял на том, чтобы ему была предоставлена возможность выступить в верхней палате парламента. Было четко оговорено время — 15.00. Министр прибыл в назначенное время, сел в первом ряду и стал ждать. Обсуждался вопрос об обстановке в Чечне. Завгаев сообщает депутатам леденящие душу факты: вырезаются целыми семьями «пособники оккупационного режима», человеческие головы насаживаются на колья, по всей территории республики возводятся огневые позиции, завозится большими партиями оружие. Проблема не менее серьезная, чем недофинансирование армии. Родионов ждет, поглядывая на часы. В Чкаловском стоит «под парами» самолет — ждет инспекторского вылета министра на Дальний Восток. Проходит час, второй, третий. Похоже, надо переносить вылет на более позднее время. Подхожу к Игорю Николаевичу, спрашиваю, что будем делать. Он говорит:

— Подождем еще немного, потом перенесем взлет.

Ждем четвертый час. У меня лопается терпение. Спускаюсь к «президиуму» и из-за простенка жестами подзываю одну из секретарш. Объясняю наши проблемы.

— Почему же вы раньше не сказали? Сейчас скажу Строеву.

Наконец, Родионов выходит к трибуне. Мне почему-то становится жаль депутатов: только что закончились траурные речи по Чечне, сейчас не менее тяжелые — по бедам армии. Зал слушает министра в мертвой тишине. Взрыв аплодисментов кажется неуместным. Строев благодарит Родионова за смелое, по-офицерски честное и аргументированное выступление. Мы уезжаем из Совета Федерации без настроения. Родионова у выхода ждет толпа журналистов. Времени на интервью нет. Телохранитель министра предлагает выскользнуть через потайную дверь. Я смотрю на уставшего министра, и мне кажется, что у него состояние человека, который раздражен тем, что уже который раз бесполезно делает ходку на паперть…

Родионову не давали не только денег, но и возможности укомплектовать свою команду. После загадочного «ГКЧП-3», как известно, в МО и ГШ образовалось немало вакантных должностей на ключевых постах. Обязанности начальников ряда главных управлений МО и ГШ долгое время выполняли «ИО», что для мозга армии, где идет непрерывный процесс работы над стратегическими вопросами, совершенно недопустимо. Взять хотя бы Главное оперативное управление Генерального штаба, которое во всех отношениях правомерно сравнить с сердцем армии. Там с самого лета не было начальника. А ведь Родионов уже вскоре после своего прихода в МО представил на эту должность генерал-лейтенанта Юрия Балуевского. Полгода министр «искал концы» своего представления. И не мог найти. Потом выяснилось, что министр, по мнению какого-то кремлевского чиновника, представлял на должность начальника ГОУ «не ту кандидатуру»…

Однажды у Родионова лопнуло терпение, и он без обиняков доложил о блокировании кадровых вопросов президенту. Часть представлений министра в Кремле и на Старой площади мигом нашлась. Команда Родионова пополнилась группой профессионалов самого высокого класса: начальником Главного управления международного военного сотрудничества стал генерал-полковник Леонид Ивашов, начальником Главного организационно-мобилизационного управления — генерал-полковник Михаил Клишин, первым заместителем начальника ГШ — генерал-полковник Николай Пищев, начальником Главного управления военного бюджета и финансирования — генерал-лейтенант Григорий Олейник, начальником Управления делами МО — генерал-майор Геннадий Золотухин…

Вскоре после своего назначения Родионов издал директиву, в соответствии с которой сокращались штаты подразделений центрального аппарата МО. Он сразу же упразднил отдел референтов (более 10 человек), а вскоре заявил, что даже в своем аппарате намерен сократить четыре генеральские должности. Все это, разумеется, не вызывало горячих аплодисментов у людей, над которыми зависал «меч сокращения».

Наблюдая за всем этим, я понимал реформаторские намерения министра как стремление ввести в рамки целесообразности организационно-штатную структуру МО и ГШ, сделать ее более рациональной. Штаты многих подразделений были действительно раздуты. За годы работы в центральном аппарате мне довольно часто приходилось сталкиваться с людьми, которые за несколько лет собственноручно не подготовили ни одного документа, но при этом исправно получали денежное содержание. Таких «трутней» были десятки, и от их выдворения МО и ГШ абсолютно ничего не теряли. Однако самая большая несправедливость заключалась в том, что «трутни» часто сидели на руководящих должностях и очередные сокращения штатов их не задевали. Чаще всего это касалось «рабов» — людей, на которых держалась работа. Большинство из них были классными профессионалами, которые вкалывали по 24 часа в сутки без выходных. Когда после первой родионовской директивы в результате сокращения штатов некоторые офицеры оказались на более низкой должностной ступени, я подумал, что это всего лишь временное недоразумение. Когда же это потихоньку стало входить в систему, роптание некоторых генералов и офицеров стало усиливаться. И на то были серьезные основания…

…После того как я был назначен начальником пресс-службы МО и пресс-секретарем министра обороны, многие офицеры признавались мне, что долго вычисляли, — где же пересекались наши пути с министром. И нигде не обнаружив такого пересечения, дивились. А все было так просто.

Когда Родионов пришел на Арбат, он собирался назначить своим пресс-секретарем военного обозревателя «Московских новостей» Александра Жилина, который был, пожалуй, единственным российским журналистом, наиболее полно и правдиво рассказавшим народу о драматической судьбе нового главы военного ведомства. Но Жилин по ряду причин был вынужден отказаться от заманчивого предложения Родионова. А поскольку мы с Александром были хорошо знакомы и он знал о моих взглядах и «подпольной публицистике», то и рекомендовал меня Родионову.