Виктор Баранец - Ельцин и его генералы

Наш самолет летел на восток.

…Отправляясь с группой журналистов на Курилы с благословения Дубынина, я еще не знал, что вся наша затея уже находится «под колпаком»… Нашему борту, едва успевшему взлететь с подмосковного Астафьева, тут же приказали сесть в Рязани, где продержали часов семь Потом вместо того чтобы идти прямиком на Владивосток, самолет сел в Саратове и всей нашей бригаде объявили, что дальше полетим лишь на следующий день рано утром. Вместо этого взлетели лишь под вечер и вскоре опять стали снижаться — нас сажали в Белой (правда, на этот забайкальский аэродром мы попали из-за несчастья — в самолете тяжело заболел сын офицера).

После Белой оказались на Украинке (Амурская область), где опять коротали почти два дня Но и это было еще не все: после Украинки не разрешили идти на Владивосток, а посадили в Хабаровске, где наше продвижение на острова основательно застопорилось: объявили, что полеты туда отменены на «неопределенный срок». Тогда мы плюнули на все и решили пробираться сами на гражданском самолете. Оказавшись на Сахалине, тоже долго сидели — не было якобы мест до Итурупа. Пришлось дать взятку летчикам, и все мигом пошло как по маслу: уже вскоре мы летели в полупустом самолете, разглядывая в иллюминаторы Охотское море…

Тогда я не знал, что несмотря на разрешение начальника Генштаба на полет и работу в частях, впереди нашей бригады по войскам, аж до Курил, пошла шифровка еще одного зама министра обороны, обязывающая командиров строго ограничить доступ журналистов в курильские гарнизоны…

Вместо запланированных 12–15 часов наша группа добиралась до Курил шесть с половиной суток.

Первый военный, которого я встретил на островах, был начальник аэродрома отставной полковник Владимир Кузнецов, лет двадцать отбарабанивший на островах. Жена после увольнения полковника из армии тянула его на Большую землю, уже и контейнеры заказала, но Кузнецов наотрез отказался — прикипел. Тут какая-никакая квартира, участок, тут родились его два сына. Жилья на материке не было, да и должность такую, какой он несказанно гордился, вряд ли где-то ему бы предложили.

— Лучше на Курилах быть человеком, чем на материке бомжем, — сказал он журналистам, которые облепили его лицо диктофонами — дул ветрюган, аж в микрофонах свистело. С этого интервью началась наша работа.

Кузнецов поселил нас в лучших номерах аэропортовской гостиницы, где дуло в каждую щель, где громко скрипели рассохшиеся полы, иногда пробегали мыши и не было теплой воды. В тот же вечер мы познакомились с заместителем командира авиационного полка ПВО, который несмотря на грозную шифрограмму из Москвы переселил нас в военную гостиницу. Она после кузнецовской напоминала мне трехзвездочный «Хилтон» со своей горячей водой, телевизором и газовой печкой.

Летчики, узнав о цели нашего приезда, валом валили в наши номера, чтобы выразить возмущение: разномастные русские и японские агитаторы уже достали их своими проповедями о том, что «надо уходить». Возмущение часто выражалось в ненормативной лексике, но для газетчиков это было самое то. Яркий и темпераментный материал сам шел в руки. Я еле успевал перематывать кассеты, думая о том, что во время предстоящих в парламенте слушаний у начальника Генштаба будет прекрасный иллюстративный материал…

Авиаполк ПВО стоял на берегу Тихого океана, взлетнопосадочная полоса заканчивалась почти у воды. Там, в самом конце ВПП, у гранитной плиты на могиле погибшего майора стоял стакан с водкой, накрытый четвертушкой засохшего хлеба. А на соседней с аэродромом сопке была еще одна могила — братская. Самолет с несколькими десятками солдат и офицеров врезался в скалу…

Погода на Курилах вела постоянную войну с полком. Она была грознее японских и американских летчиков, постоянно щекотавших нервы нашим пилотам своими наглыми вылазками к островам. Полк Кириллова был уникальным, — пожалуй, единственный полк во всех ВВС России, который взлетал и садился в любую погоду. Даже самые храбрые московские летчики-инспекторы хватались за сердце и отворачивались от взлетно-посадочной полосы, когда очередной МиГ-23 взлетал или садился по тревоге. И этот полк-храбрец хотели изгнать с островов… Однажды полка не стало в течение часа. Налетевший тайфун сорвал истребители с толстых крепежных тросов и разметал их по округе. Ни один самолет не остался целым. Я впервые в жизни видел кладбище самолетов…

Беседуя с десятками людей, я постоянно убеждался, что идея возвратить острова Японии злит и нервирует всех. Эти люди, радующиеся помидору и арбузу, словно малые дети, ползающие летом на службу по уши в грязи, а зимой по горло в снегу, постоянно ощущающие свою оторванность от Большой земли, тем не менее считали острова частью Родины и готовы были погибнуть за Курилы. Меня трогала их искренняя преданность островам.

А фотокорреспондент «Правды» Майя Скурихина тем временем отыскала почти двухметрового симпатичного солдата-вятича Вову, притащила его на берег Тихого океана, нацелила на парня объектив и спросила:

— Вова, как ты относишься к возможной сдаче Курил японцам?

Вова думал недолго. Ответ у него был давно готов. Вова поднял свой кулак-чайник и свернул из него огромную дулю, сказав при этом:

— Вот им Курилы!

Щелкнул затвор фотоаппарата. Снимок этот вскоре увидел весь мир…

На одном из островов я познакомился со штабным офицером пулеметно-артиллерийского полка подполковником Александром Николаевым. Человек этот знал историю Курил не хуже иного профессора-востоковеда. Мы лазали с Александром по прибрежным скалам, он показывал мне, где раньше был встроенный в камни японский госпиталь. Из этого госпиталя японцы однажды решили эвакуировать больных и раненых. Поместили их на большую шхуну и вышли из бухты. Атам шхуну поджидала американская подводная лодка. Она расстреляла плавучий госпиталь торпедами. Николаев показал мне дот, вырубленный в скале. Из него японские пулеметчики вели огонь по советским десантникам, штурмовавшим остров осенью 1945 года. Почти под потолок он был засыпан ржавыми японскими пулеметными гильзами…

Несмотря на строгий запрет московского начальства, военные вертолетчики и моряки, пограничники и разведчики помогали нашей бригаде увидеть жизнь на всех островах, посетить все гарнизоны.

…Потом на небольшом пограничном катере мы шли на Шикотан. Командир катера старлей Володя пригласил меня в командирскую рубку и дал бинокль:

— Полюбуйтесь японскими браконьерами.

Я посмотрел в бинокль на туманный горизонт. В голубоватой дымке, словно огромные белые крысы, разбегались во все стороны японские белые шхуны.